Как любая пушка, она сопротивлялась с упорством борова, в которого вселились адские силы и потешаются над несчастными людьми. Хотя по приказу Хорнблауэра ее снабдили огромными колесами, она вновь и вновь застревала между бревен. Тогда в темноте Кавендиш и его люди подсовывали под нее лома и правила. Тут злокозненная махина разворачивалась, норовя съехать с понтона в воду, Кавендиш орал: «Стой!»; только выровняв ее, можно было снова тянуть за тросы. Десять пушек, размышлял Хорнблауэр, каждую тащить четыре мили вверх и вниз по дороге.
Там, где песок сменялся каменистым основанием уступа, понтон соединили с берегом деревянными плотами. Погонщики, настолько оборванные, что это было видно даже в темноте, привели лошадей и мулов, но, естественно, не подумали запастись упряжью.
– Эй, вы, – сказал Хорнблауэр, оборачиваясь к стоящим в ожидании матросам. – Здесь лежат лини. Сделайте из них хомуты и запрягите лошадей в пушку. Если поищете, найдете парусину.
– Есть, сэр.
Поразительно, как сноровисто моряки берутся за любое дело – они рьяно принялись вязать узлы и запрягать лошадей. Они говорили с испанскими лошадьми по-своему, и те, хотя вряд ли понимали английскую речь, послушно вставали, куда нужно. Погонщики, тараторя по-каталански, толкали и тянули лошадей, так что суеты от них было больше, чем пользы. Двенадцать фонарей тускло освещали сцену: лошади ржали, били копытами, не понимая, чего от них хотят. Их выстраивали в цепочку, накидывали им на шеи веревочные, обмотанные парусиной хомуты. В огоны на лафете пушки продели веревочные постромки.
– Отставить! – заорал один из матросов, когда постромки начали натягиваться. – У савраски за ногу по правому борту захлестнул трос.
К тому времени, как вторую пушку подтащили к кромке воды, первую приготовились тянуть. Бичи щелкали, матросы орали. Лошади оступались на песке, но пушка ползла, сходни скрипели и трещали под колесами. Двигалась она судорожно, рывками, а у подножия крутого склона застопорилась совсем. Двадцать малохольных испанских лошадок не могли сдвинуть ее с места.
– Мистер Мур, – раздраженно сказал Хорнблауэр. – Проследите, чтоб пушку втащили.
– Есть, сэр.
Сто человек с помощью двадцати кляч втащили-таки чугунную громадину на склон. Еще матросы сзади подсовывали под колеса ломы, чтоб перетащить их через камни там, где уже не справлялись ни люди, ни лошади. Когда в свете брезжащей над морем зари Хорнблауэр увидел на вершине склона аккуратный ряд из десяти пушек и гору боеприпасов, он почувствовал, что не зря провел ночь.
Светало. На золотистом пляже внизу суетились матросы, дальше на синей водной глади покачивалась эскадра. Вровень с тем местом, где Хорнблауэр стоял, протянулось неровное каменистое плато, направо оно переходило в столовую возвышенность, а на юг, по всей видимости, к Росасу, вилась меж земляничных деревьев узкая тропа. В свете дня оказалось, что Кларос худ, загорел до черноты, что у него длинные черные усы, а под ними – ряд превосходных зубов, которые он обнажил в улыбке.
– У меня есть для вас лошадь, капитан.
– Спасибо, полковник. Вы очень любезны.
Между камней уныло слонялись оборванные личности, когда солнце осветило расселины, оттуда принялись выползать другие оборванные личности, сонные – по-прежнему кутаясь в одеяла, они бесцельно бродили туда-сюда. Хорнблауэр глядел на союзников с неприязнью, переходящей в отвращение. Да, нечто похожее он предвидел, но не сделался от этого снисходительнее, бессонная ночь тоже не прибавляла симпатии к испанцам.
– Не будете ли вы так любезны, – сказал он, – послать к генералу Ровире гонца и сообщить, что мы выступаем к Росасу? Я надеюсь к полудню быть там хотя бы с частью пушек.
– Конечно, капитан.
– И я попрошу, чтобы ваши люди помогли тащить пушки и припасы.
Кларос отнесся к этому без восторга. Еще меньше порадовало его известие, что четыреста его человек потащат пушки, а еще четыреста – понесут к Росасу двадцатичетырехфунтовые ядра, по ядру каждый. Он попытался было возразить, но Хорнблауэр довольно резко его оборвал.
– А затем, полковник, они вернутся за остальными. Мне пообещали достаточное количество вьючных животных; раз вы не нашли четвероногих, мне придется удовольствоваться двуногими. Теперь, с вашего позволения, тронемся.
Десять лошадей или мулов на каждую пушку. Сто человек у постромок. Сто человек впереди готовят дорогу, убирают камни и засыпают ямы. Четыреста человек несут ядра, некоторые при этом ведут в поводу нагруженных пороховыми бочонками мулов. Кларос еще сильнее скривил лицо, узнав, что задействовать придется каждого человека из его терции, в то время как двести своих пехотинцев Хорнблауэр предполагает работой не загружать.
– Я намерен поступить именно так. Если вам не нравится, полковник, вы можете поискать испанскую осадную артиллерию.
Хорнблауэр хотел на случай непредвиденных обстоятельств иметь под рукой крупный дисциплинированный отряд, и решимость его была столь очевидна, что Кларос не посмел более возражать.