Линга Шарира. Третье возрождение Феникса

Захожу к нему в каморку, вижу такую картину: диван мягкий, столик журнальный, кальян, вискарик. На стене ковер. Все как в лучших домах Ландона и Парижу. Я зубы сжал, молчу. А сам Князь оказался маленьким, сухоньким и беззубым стариком лет шестидесяти. Сидит на диванчике по пояс голый, купола свои напоказ выставил. Весь в татуировках, с ног до головы. В руке сигаретка. Руки слегка подрагивают. Холуев прогнал, чтобы с глазу на глаз потрепаться. Это он так свою смелость мне демонстрировал.

— Что, — говорит, — волчара, наделал ты делов?

Ну, я головой кивнул согласно. А чего возражать, если прав старикан, действительно пыли я много поднял.

— Мы парнишку твоего под защиту взяли, — сказал Князь, — черные надоели всем. Ты простым ворам доброе дело сделал. Можно сказать, помог. Самых отъявленных уложил. Остальных менты убрали, от греха подальше. Дышать легче стало. А мы добро помним. Может нужно чего?

Я отрицательно покачал головой.

— Одного не могу в толк взять, — чешет репу Князь, — что ты такое, Волк? Как ты превратился в зверя?

Ну и не сдержался я, Петрович, рассказал ему тогда все. И про Афган, и про плен. И про то, как меня наши отбили, полуживого, с гнойными язвами и безумным взглядом загнанного зверя. И про то рассказал, как после госпиталя вышвырнули меня из рядов с лишением звания и всех привелегий. Про поездку на заработки в первопрестольную рассказал. Как на дороге корячился, вдыхая раскаленный асфальт. Все рассказал, только про отряд наш умолчал. Ни к чему зэку лишняя информация…

А когда выговорился, опустил голову, сижу и жду окончательного приговора. И почему-то мне все равно, что дальше будет.

А Князь репу почесал и говорит:

— Тяжелая у тебя была судьба. Иди, Волк, иди с Богом!

И стало все как раньше. Я сам по себе, а лагерная жизнь сама по себе. Время быстро пролетело. Потом приехал Ерохин, и вот я здесь.

Глава пятая

Россия. Московская обл. г Подольск. 31 января 2003 г. 11:24

Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации

В архиве стоял затхлый запах, пахло старой бумагой, плесенью и мышами. Полковник Самохвалов и капитан Ерохин медленно шагали вдоль бесконечного ряда совершенно одинаковых стеллажей, выкрашенных серой краской.

— Где-то здесь было, — вполголоса бормотал полковник, — ага, вот оно.

Он остановился, поковырялся в куче папок и вытащил одну на свет. Папка ничем не отличалась от остальных, обычная, казенного вида, с пожелтевшими от времени страницами, выглядывающими с краю. В верхнем правом углу обложки красовался штамп «совершенно секретно».

— Держи, капитан, — сказал Самохвалов, протягивая папку Ерохину, — выносить из архива запрещено. Копии делать тоже. Для ознакомления у тебя есть два дня. Прочитать и запомнить. Потом положить обратно, на то же самое место. Вопросы есть?

— Вопросов нет, — быстро ответил Ерохин. Взвесил папку в руке.

Полковник совсем сдвинулся на старости лет, — подумал он, — мне же тут ночевать придется.

Однако вслух ничего не сказал.

Россия. Московская обл. г Химки. 5 февраля. 2003 г. 19:32

Мама вздрогнула, услышав смех Лены, доносившийся из подъезда. Она так давно не слышала, как смеется дочь. Собралась. Вытерла предательскую слезу фартуком. Отомкнула входную дверь с облезлой обивкой. На пороге стояла сияющая Лена.

— Знакомься мама, его зовут Рекс.

С глубокомысленным видом понюхав запахи квартиры, порог осторожно переступил огромный черный лабрадор.

— О, господи! — только и смогла произнести мама. У нее подкосились ноги.

— Теперь он будет жить с нами.

— Леночка, но как? Ведь в обществе слепых очередь на два года вперед.

Лена беззаботно пожала плечами:

— Я не знаю, мама, Петр Яковлевич договорился.

— И обучаться ты должна была целых две недели. А тебе вот так, сразу после второго занятия собаку отдали?

Лена опять пожала плечами:

— Мама, Рекс очень умный. Мы с ним просто рождены друг для друга!

— А это ничего, что он без намордника? Не укусит?

— Ну что ты мам, это же собака-поводырь! Она приучена подавать упавшие предметы. Им даже в общественном транспорте можно ездить без намордника. Мне Петр Яковлевич рассказывал. А укусить она может, только если нападут на хозяина. То есть, на меня.

Леночка снова громко рассмеялась. Мама вздохнула и украдкой бросила задумчивый взгляд на нее. Петр Яковлевич, Петр Яковлевич, Петр Яковлевич. Уж не влюбилась ли дочка?

— А еще, — продолжала тараторить Лена, — Петр Яковлевич договорился, чтобы меня посмотрели в военном госпитале. У них самые лучшие в мире специалисты по контузиям. Он сказал, что если там не смогут меня вылечить, то уже нигде не смогут. Даже в Израиле таких классных хирургов нет!

— Но это же для военных, — попыталась возразить мама.