Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия

…Не могу не отметить особо постоянной заботливости Полковника Барона Маннергейма о снабжении офицеров кровными верховыми лошадьми, – благодаря чему большинство офицеров полка в настоящее время сидит на чистокровных лошадях…

Начальник дивизии

Генерал-лейтенант

Князь Туманов

копия: с подлинным верно: нач. штаба Полковник Абрамов[121].

Итак, старания Маннергейма оценили: ровно через два года руководства Владимирским полком он получает блестящее назначение – командиром Лейб-гвардии уланского его императорского величества полка, расквартированного в Варшаве. Командование гвардейским полком предполагало звание генерал-майора, каковое Маннергейму и присвоили при вступлении в новую должность.

Следующее посвящение князя написано через год. В приграничной Польше предчувствие надвигающейся войны было особенно сильным, хотя в стихотворении Туманова оно и воплощается в расхожих риторических фигурах…

В ДНИ ОЖИДАНЬЯ БОЕВОЙ ГРОЗЫ

Сгустились тучи над Варшавой,
Пахнуvло бурей грозовой…
В волшебном блеске, величаво,
Стоит бессменный часовой:

То сквозь зловещие туманы,

Во мгле их серой пелены,
Его Величества уланы
В регальях блещут старины.

Отважный полк на марше к зоне

Исхода первых трех веков,
И в нашем старом гарнизоне
Он старше всех других полков.

И в этой рыцарской агеме[122]

Ее почетный паладин,
Над ней царящий в диадеме
Своих чарующих седин.

В канун обмена бурных мнений

На встречном поле роковом
Следов и тени нет волнений
На командире полковом.

Он очень мало озабочен

Преклонным возрастом полка,
Хотя устав не приурочен
К почтенным летам старика.

Но в тайном кодексе барона

Устав всегда был сокращен, —
Исключена в нем оборона
И ход назад в нем воспрещен.

С тобой, мой в прошлом подчиненный,

Я дни не первые знаком, —
Пылал, огнем весь начиненный
Ты пред Владимирским полком.

Того огня священный пламень

Ты к месту новому простер
И уложил на новый камень
Свой чудодейственный костер.

Ты накалил им ураганы

В мечтах тебе подвластных сил, —
Им замерещились курганы
Их исторических могил.

К ним путь без карты и без плана

Осветит, став пред авангард,
Рукой державного улана
Тебе доверенный штандарт.

Князь Г. Туманов

1912 год[123].

Маннергейм хранил в своем архиве и другие стихотворения Туманова, к нему лично не относившиеся, но, несомненно, интересовавшие его.

Время службы в Варшаве – до начала первой Мировой войны – было, наверное, самым счастливым и безмятежным в жизни Густава Маннергейма. Он командовал образцовым полком – стало быть, занимался любимым делом. Он быстро продвигался по служебной лестнице. Лейб-гвардейский уланский полк нес охрану в Спале – охотничьих угодьях русской императорской семьи в Польше. По долгу службы командиру полка доводилось общаться с Николаем II и его домочадцами (и он запомнил простоту и приветливость государя в обращении с подданными и неприхотливость быта царской семьи в маленьком охотничьем замке в Спале). Царь, в свою очередь, заметил и отметил Маннергейма, назначив его осенью 1912 года генералом свиты, что было большой честью. Свитский генерал носил погоны с инициалами его величества, имел право обращаться к царю, минуя обычные формальности, но при этом не обязан был присутствовать при дворе или нести дополнительную служебную нагрузку.

Маннергейм так хорошо чувствовал себя в Польше, что отверг лестное предложение перевестись в столицу: «Среди гвардейских улан я провел три года, и мне это было так по душе, что я отказался от предложения командовать 2-й кирасирской бригадой в Царском Селе, предпочитая ждать, пока не освободится место командира расположенной в Варшаве отдельной гвардейской кавалерийской бригады»[124].