Линия мести

Что поделаешь — хочешь не хочешь, а содержимое ведра осмотреть нужно. Конечно, если Оля оставила предсмертную записку, ее уже нашли — зачем женщине выбрасывать ее в ведро? Но если я не проверю мусорку, то не буду спокойна. В конце концов, я же не в экскрементах и не во внутренностях собралась рыться!

Я глубоко вдохнула и принялась за исследование содержимого ведра. Туалетная бумага, кожура от мандарина, обертка от конфеты… Хорошо еще, что ведро не полное. Точнее, хорошо, что уборщица не выбросила мусор, оставила мне возможность найти хоть какие-то улики! Эй, Женя, приходи в себя! Ты телохранитель, а иногда и детектив по совместительству и этому ведру должна радоваться, как подарку судьбы! Еще бы мои старания не оказались напрасными…

Среди скомканных туалетных бумажек я внезапно увидела клочок тетрадного листа в клетку. Так-так, это уже интересно… Я быстро вытащила бумажку из ведра, озираясь в опасениях, что в туалет зайдет кто-нибудь из пациентов и мне придется объяснять, что я делаю в неисправной кабинке. Но пока мне везло — никого не было, и я внимательно рассмотрела найденный мною клочок.

Это была записка, написанная печатными буквами. Черными чернилами были накорябаны три слова, значение которых стало мне ясно.

«Он ждет тебя».

У меня не оставалось никаких сомнений в том, кто выбросил записку в мусорное ведро. Может, Оля не выбрасывала ее, а держала в руках, а бумажка попросту упала в ведро. Места в кабинке немного, поэтому ничего странного, что записка не оказалась на полу. Возможно, Оля выбросила ее сознательно — этого я знать наверняка не могу и вряд ли когда-либо узнаю. Но маловероятно, что это написала сама самоубийца — скорее всего, кто-то дал Оле записку, и это стало решающим для нее событием. Несчастная женщина и правда поверила, что на том свете ее ждет любимый Коля, со смертью которого она так и не смогла смириться.

Я еще раз оглядела ведро и, сжимая бумажку в руках, вышла из туалета. Да, несчастная женщина покончила с собой сама, но ведь кто-то подтолкнул ее к этому шагу.

В палате я еще раз осмотрела Олину прикроватную тумбочку. Я уже говорила, что личных вещей у женщины не было — никаких художественных книг, одежды и прочего, только зубная паста и щетка. Даже тапки ей выдали больничные — было видно, что никто не собирал вещи несчастной для клиники. От моей соседки по палате не осталось ничего, кроме воспоминаний.

Я с тоской посмотрела на одинокую зубную пасту и щетку. Глупо получается — жил человек, с собственными чувствами, мыслями, эмоциями, надеждами и разочарованиями. Были в жизни Оли и радость, и счастье — она сама рассказывала мне, как любила своего мужа, какое удовольствие доставляли ей семейные праздники, как она мечтала о ребенке… Ведь совсем недавно женщина на что-то надеялась, во что-то верила, и вот — прошло немного времени, и ее не стало. Единственное воспоминание о ней — это тюбик зубной пасты и щетка.

Я подошла к своей кровати и уставилась на сборник стихов Есенина. Внезапно у меня в голове появилась вполне дельная мысль. Я резко развернулась и приблизилась к койке своей бывшей соседки. Заглянула под подушку и едва удержала радостный возглас.

Под подушкой лежал карманный ежедневник — такие продаются в книжных и канцелярских магазинах, ими пользуются многие люди. Неужели мне повезло, и я наткнулась на личный дневник Оли? Может, записи в нем прольют свет на ее самоубийство?

Я дрожащими руками взяла в руки ежедневник и открыла первую страницу. На титульном листе нужно было записать имя, фамилию, телефон и электронную почту владельца, однако Оля не стала этого делать. Я принялась пролистывать книжку, но ничего похожего на дневник Оля не вела. Небольшая запись была сделана только на пятой странице ежедневника — я прочла список ингредиентов для какого-то салата. Продукты были аккуратно выписаны в столбик. Рядом указывалось их количество. Почерк у Оли был крупный, даже похожий на детский. Я не очень сильна в графологии, но какие-то представления о ней у меня имеются. В частности, Олина манера письма говорила о ней как о человеке доверчивом, мягком и непрактичном, который руководствуется больше чувствами и эмоциями, нежели разумом. Буквы в рецепте были наклонены вправо, я бы сказала, наклон казался слишком сильным. Насколько я помню, такой почерк свойственен людям, не умеющим контролировать свои чувства. Возможно, при жизни Оля была слишком вспыльчива и даже обидчива.