Линия огня

Старуха злорадно рассмеялась, открывая стертые, словно у пожилой эскимоски, желтые пеньки зубов.

- Дурак ты, - коротко прокомментировала она слова Деда. – Есть чего.

И с чего бы? – подумал тот. Жизнь? А чего она стоит?

- Вот тут ты прав, - согласилась ведьма. – Нихрена не стоит. И что теперь? Утопишься в этом вот озере? Или сделаешь так, что я тебя застрелю? По пути слабака пойдешь?

Она отрицательно покрутила головой.

- Не пойдешь, потому что я тебе не позволю. Заплатишь за все, что удалось тебе послать псу под хвост. Ведь кто-то заплатить должен, и этим кем-то будешь ты. Я знаю, знаю, ты у нас бессмертный, сам, по-хорошему, не умрешь. Но ведь тебя можно убить, как и ее.

Движением головы она указала в полуоткрытую дверь. А у Деда снова стиснуло в груди. Уже только боль, уже не холод.

- И не стану я тебя щадить, придурок, не думай себе. – Старческий голос слегка дрогнул. – Ничего тебе не прощу.

- Ты и не обязана, - резко перебил старуху Дед.

- Ой-ой-ой, вы поглядите, какой гордый. – Старуха злорадно скривилась и, хотя еще секунду назад казалось невозможным, сделалась еще более гадкой. – Тогда хорошо, начинаем. Умерла она ради тебя, ради твоих прихотей. – Бабка поглядела в лицо Мороза с каким-то обезьяним любопытством. – Ну, и чего ничего не говоришь?, - лицемерно удивилась она. – Гордый ты у нас, голубочек, ну хорошо.

Голос ее сделался твердым, не было в нем дрожи, визга. Маска начинала приоткрывать истинное лицо.

- Мир – это тебе не сказочки для детей. Мир – это страх и таящиеся повсюду кошмары. Такие же, как и мы, ведь мы тоже никак не соответствуем этому хренову месту. Можешь натянуть алый плащик, запустить седую бороду и давать детям подарки. И все равно: ты останешься чудовищем, противным людской природе. От этого не убежишь, не скроешься. Потому что от себя не убежать.

Где-то Дед это уже слышал. И только теперь имел возможность обдумать. Только слишком поздно.

- На свете существуют еще и сказки для взрослых. Имеются темные силы, более могущественные, чем мы. Силы гневающиеся, злые и разочарованные. С жадностью желающие крови и мести. А чтобы тебе было легче, прибавлю: нашей крови.

- Я знаю, - коротко отрезал Мороз.

Он мечтал только об одном – когда, наконец, эта чертова ведьма сунет себе метлу между ног и улетит. Чтобы сам он спокойно мог устроить то, что оставалось еще устроить. Ну а потом поискать веревку. Или бритву.

Ведьма погрозила ему пальцем, когтистым, законченным длинным и грязным ногтем.

- Что, снова по легкой дорожке пойти желаешь? – спросила она у него со злобной усмешкой. Вот только глаза ее глядели жестко, они уже не были слезящимися и гноящимися, но светящимися в темноте кошачьей зеленью. – Об этом забудь, тебе расхочется, сразу же, как только я закончу.

- Тогда заканчивай, - буркнул Дед.

- Еще и от стыда избавить? – насмешливо заметила старуха[56]. – На это не рассчитывай, будет тебе еще и стыд.

А тот уже имелся, больно кусал, боролся с печалью и обычной болью. Дед понимал теперь хорошо, что не понял, когда еще мог, когда еще не было поздно. Он все принимал на себя, потому как именно в себе и сомневался. А она – нет.

- Все время она пыталась это тебе сказать. Ба, напрямую тебе сказала, тут я уверена. Но ты думал только о себе, она не могла пробиться сквозь твой чертов панцирь жалкого типуса с вечным кризисом среднего возраста. Вот признайся, это сколько веков тебя все под пятьдесят?

Мороз не ответил. Он и сам толком не помнил.

- Даже обычный мужчина в такой момент жалок, а что говорить о тебе. У тебя было время привыкнуть, ты думал исключительно о себе. О своих долбанных комплексах, ведь ты у нас впечатлительный, что твоя мимоза. Тебе казалось, что такая девушка тебя к тебе даже длинной палкой не прикоснется, да и зачем? Есть столько помоложе да покрасивее. Не таких стукнутых, в конце концов. Только это тебя занимало, твое огромное, ёбанное, мужское шовинистическое эго!

Ведьма сплюнула ему под ноги. Она сопела громко, астматически, с отзвуком, похожим на звук цепной пилы, впивающейся в мокрую древесину.

- Она все тебе сказала, - в конце концов, ведьма заговорила тише и мягче. – А ты не понял, не хотел понять. Даже того, что убегает она не от тебя, что не презирает твоими чувствами. Ты должен был, блин, доказать! И если бы ты не думал хером, а воспользовался тем дерьмом, что плещется у тебя меж ушами, и которые ты сам называешь мозгом, ты бы понял, что что-то не то. Что ставка в игре – жизнь. И выбирая тебя, она выбрала смерть.

- Перестань, - тихо попросил Дед.

- А это с чего же? – злобно выплюнула та. Ее фигура смазывалась и мерцала. Мороз уже не видел ее четко. – Я закончу то, что начала, не позволю, чтобы ты попросту пошел и порезал себя. Вот это, блин, было бы слишком легким. Ведь, ты же знаешь, она любила тебя, честное слово. И погибла ради тебя.