Линия перемены дат

В пятидесяти метрах по корме сторожевика из воды почти торчком поднялся вверх узкий темный нос подводного корабля, помедлил и ушел под воду.

В зоне территориальных вод Советского Союза, у берегов Дальнего Востока, в десяти милях южнее Скалистого мыса по воде расплылось большое радужное пятно. От него во все стороны побежали, обгоняя одна другую, мелкие волны. Они дошли до линии перемены дат, пересекли ее и понеслись дальше и дальше.

Не подозревали советские моряки, что их бомбы тяжело потрясут нелепое и вычурное здание биржи в Новом городе и акции монополии Лепон энд Немир стремительно упадут на добрых полсотни пунктов.

Пройдет немного времени, и осьминог — мрачный сторож придонных джунглей океана — увидит из своего убежища, как от темного пятна на поверхности океана опустятся три круглоголовых, с огромными глазами существа. Водолазы отыщут среди ветвей ламинарии обломки подводного корабля. А потом технологи, химики и судостроители по особенностям обработки металла, его химическому составу и конструктивным особенностям лодки безошибочно доложат невысокому, широкоплечему полковнику с умными проницательными глазами о национальной принадлежности пирата.

31. СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

Старик Захар, словно позабыв годы и усталость, безостановочно карабкался по скалам. Западный склон Восточного хребта, по которому они двигались, становился все круче и недоступнее. Казалось, что еще шаг, два — и дальше идти будет уже невозможно. Но нет, старый охотник нырял в какую-нибудь щель, и спутники через минуту видели его над собой. Наконец старик остановился у огромного камня, чудом державшегося на крохотной площадке над отвесным обрывов.

— Здесь, кажись, — с трудом отдышался Захар. От углов глаз старика разбежался к вискам веер мелких морщинок. Он был доволен.

Сергунько и Феоктистов с интересом осматривались.

— Да, нипочем не догадаешься, — старший лейтенант сдвинул привычным движением руки фуражку с белоснежным чехлом на затылок и отер взмокший лоб. Молодой следователь неотрывно смотрел на профессора. Он не доверял ему и в душе осуждал решение полковник Горина, разрешившего Рахимову принять участие в поисках следов профессора Левмана.

«Как могло случиться, что Горин, проницательный и осторожный следственный работник, так опрометчиво дал согласие на участие Рахимова в поиске следов профессора Левмана? Ведь Рахимов — личный и притом непримиримый враг Левмана. Рахимов — бывший офицер разведки. Если он преступник, то знающий и, следовательно, искушенный. Что ему надо? Не для того ли он напросился в этот поиск, чтобы сорвать его успех? Какая иная корысть может быть у него? А она у него есть. Не всякий добровольно подвергнет себя таким испытаниям, каким подвергались они при переходе через хребет. Он и старики-охотники — дело другое. А этот профессор? Нет, что-то нечисто».

Как всякий разумный человек, Феоктистов понимал: оценивая действия вероятного противника, не следует считать его глупее себя… И он не ждал ничего хорошего от наличия в его поисковой группе Рахимова. Искать следы и следить за происками рядом с тобой находящегося незнакомого человека — нелегкое дело. «Ничего не сделаешь. Приказ начальства».

— Ну, скажите, товарищ профессор, кто б догадался, что здесь проход? Вы же были раньше совсем рядом.

Рахимов не ответил. Присев на корточки, он внимательно рассматривал высеченные на камне и полускрытые густым покровом лишайника непонятные углубления на обломке скалы.

— Древнее искусство, — протянул он. — Интересно, что это обозначает?

Профессор тщательно стирал лишайник, покрывавший глыбу, и на камне постепенно проступало изображение, отдаленно напоминающее человеческое лицо с тяжелой, будто распухшей челюстью, как у обезьян, и огромными вытаращенными глазами.

— Такое я видел когда-то в музее Восточных культур. Что это? — ткнул он пальцем в изображение и обернулся к Захару.

— Это  е г о  лицо. Старики говорили: оно было здесь еще до прихода русских братьев.

— Значит, уже более 200 лет, — определил Рахимов. — А почему у него такая большая челюсть?

— Старики говорили… — Захар помедлил. — Кто воровал камни из его юрты или пил его воду, он сердился, делал такое лицо, как у тебя, и такую челюсть, — показал охотник на горельеф.

— А вы, Захар, сами не видели таких? — ученый еле сдерживал взволнованные нотки в голосе.

— Нет, я не ходил. Молодой был. Боялся…

Позади огромного камня открывалась ранее невидимая из-за него, неширокая, но очень глубокая расселина. Из нее пронзительным сквозняком вырывался ветер. Когда путники прошли по ней около получаса, расселина сделала резкий поворот, и перед ними открылась величественная панорама восточного склона.