Линия жизни

Две остальные машины, не найдя сразу лагеря, садятся, как было условлено, во льдах в районе полюса, а затем связываются по радио с зимовщиками. На следующий день на льдину лагеря опускается самолет А. Д. Алексеева.

Хуже всего досталось молодому летчику Илье Мазуруку. Его самолет значительно отклонился от курса — на несколько десятков километров перелетел полюс. Лед в этом районе оказался изрезанным несколькими полосами торосов. Место для посадки удалось найти с трудом. А чтобы подняться в воздух, пришлось всем экипажем в течение восьми суток сбивать ледяные наросты, выравнивая полосу.

26 мая три самолета уже в лагере. Строительство идет полным ходом. За несколько дней все оборудование лагеря закончено.

Льдина приняла обжитой вид. Дрейфующая станция уже работает, регулярно ведутся научные наблюдения, метеослужба страны впервые получает ежедневные сводки с полюса.

Один эпизод тех дней врезался в память Шевелеву.

На шестые сутки после прилета, утром, впервые выдался свободный час. Шевелев вышел из палатки, огляделся и невольно почувствовал разочарование. Хотелось увидеть что-то необычайное. А льдина, истоптанная несколькими десятками пар сапог, исчерченная санными следами, выглядела так же, как полярные станции на островах: те же бочки с бензином, склады, антенна радиостанции. Конечно, Шевелев знал, что под ногами не земля, а лед, а под ним толща воды в несколько километров. Но именно знал — не видел, не ощущал. Стало обидно — неужели так и не испытаешь этого самого особого чувства полюса.

Не желая с этим мириться, Марк Иванович встал на лыжи и двинулся за ближнюю гряду торосов. И вот, когда лагеря не стало видно, — тут и подкатило.

Он стоял совершенно один, окруженный тишиной до звона в ушах. Только безмолвие оказалось не белым. День яркий, все залито солнцем, и его лучи будто красят снег — где в розовое, где в лиловое, где в желтое. И еще на снегу — синие тени торосов. Вдали чернеет ролынья, по ней плывут два айсберга, почти прозрачные, бирюзовые на просвет.

Шевелев присел на выступ тороса и сидел неподвижно, стараясь сохранить в себе это пришедшее в тишине чувство полюса. Просидел он долго, даже снег вокруг него подтаял. Потом глянул на часы — и присвистнул: подходило время связи с Мазуруком, надо было скорее в лагерь.

По дороге к рации Шевелев заглянул в свою палатку, где жил вместе с начальником экспедиции. Там сидели четверо: Шмидт, Водопьянов, Молоков и Бабушкин, — забивали «козла».

Только что виденное чудо так не вязалось с самым обычным домино, что у Шевелева невольно вырвалось:

— Как же это, братцы? Полюс, а вы в «козла».

Летчики посмотрели на своего прямого начальника виновато, будто упрек касался каких-то упущений по службе.

Ответил за всех Шмидт.

— Ничего, Марк Иванович, — сказал он, улыбаясь. — Это не простой «козел» — полюсный, самый принципиальный. Кто проиграет, тому во всю жизнь не отыграться.

Только сейчас, взглянув на Шмидта, Шевелев увидел, до чего же устал начальник экспедиции. Всем, конечно, досталось за два месяца перелета, но ему особенно. Потому, видно, и необходима была Шмидту разрядка: что-нибудь самое простое, вроде этого «козла», — хоть на время расслабиться.

5 июня Мазурук благополучно взлетел с самодельного аэродрома и всего через час посадил машину в лагере. Разгружали ее спешно. Нельзя было упустить последнюю возможность для возвращения на материк.

Шмидт торжественно открыл станцию, над полюсом взвился флаг Советского Союза. Потом долго прощались с зимовщиками. Наконец самолеты поднялись в воздух, легли на обратный курс. На льдине осталась папанинская четверка.

Возвращение в Москву тоже было нелегким. Арктика еще не раз показала свой нрав. Лишь через двадцать дней после вылета машины экспедиции приземлились на столичном аэродроме. Москва встречала полярников так же радостно, как в наши дни встречает героев космоса.

27 июня 1937 года ВЦИК принял постановление о присвоении Шмидту звания Героя Советского Союза.

А из лагеря папанинцев приходили воистину сенсационные сообщения, заставлявшие совершенно менять существовавшие в науке взгляды на природные условия полюса.

В этом районе, прежде считавшемся безжизненным, гидробиолог П. П. Ширшов обнаружил разнообразную флору и фауну.

Глубины в центре Арктики оказались, по измерениям Е. К. Федорова, намного больше, чем предполагалось, — свыше четырех километров.

Уже первые недели работы станции заставили сбросить с макушки планеты гипотетическую шапку холодного воздуха — постоянный антициклон. Наблюдения показали, что над полюсом так же часто, как над средней Россией, проносятся цепочки циклонов.

В глубинных слоях океана папанинцы обнаружили теплые струи Гольфстрима. А прежде ученые считали само собой разумеющимся, что так далеко это течение не забирается, потому и не признавали существенного влияния Атлантики на природу Центрального Арктического бассейна. Теперь роль Атлантического океана обозначилась четко и рельефно.