Но всё в них обоих переменилось, как только на улице появился экипаж, в котором, помимо кучера, находился ещё и неимоверно грузный господин в потёртом сюртуке и заляпанном жилете. А помимо этих предметов одежды на нём также были надеты чёрные широкие, со «стрелками», брюки, совсем не такие, какие принято было носить в это лето в Гамбурге. Любой наблюдательный человек, сведущий в военных формах, решил бы, что те брюки скорее всего от флотской формы. Да и стоптанные башмаки того грузного человека очень напоминали башмаки флотские, специальные, которые не так скользят на мокрой палубе. Но всего этого ни прогуливающемуся Павлову, ни «дремлющему» в бричке Тютину знать было не нужно, так как они узнали бы саблейтенанта Эванса в любой одежде по одному пузу. Брат Валерий сделал знак казаку: внимание. И сам пошёл к парадной. Он не стал ждать, пока извозчик подвезёт своего грузного седока к дверям, а сразу вошёл внутрь дома. Тютин же, привязав к поручню вожжи, смотрел как бричка с седоком добирается до места, и как седок, расплатившись с возницей и, серьёзно накренив коляску своими ста тридцатью килограммами, вывалится из неё. Казак, внимательно наблюдая за англичанином, дождался, когда тот зайдёт в парадную, и лишь после этого легко выпрыгнул из своей коляски и скорым шагом отправился за ним.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 51
⠀⠀ ⠀⠀
Толстяк поднялся до нужной ему лестничной площадки и, прежде чем позвонить в звонок, решил привести себя в порядок, чтобы предстать пред дамой в надлежащем виде; он тщательно одёрнул свой видавший виды сюртук и подтянул штаны, потом достал из кармана начатую бутылку джина и отпил немного, положил её обратно в карман и лишь после этого позвонил в звонок. Дверь распахнулась и, к недоумению саблейтенанта Эванса, перед ним на пороге появился мужчина. Среднего роста, в белоснежной сорочке, в хорошем жилете и в котелке. Тут толстый моряк решил, что он пришёл рано, что прежний клиент его дамы ещё не покинул её, и, сказав на английском: «Чёрт возьми, у меня что-то с часами», он хотел было повернуться и уйти; но, к его удивлению, господин в жилете и котелке вдруг схватил офицера за лацкан сюртука и с силой потянул его в квартиру. Саблейтенант же решил, что это для него слишком фамильярное приглашение войти, и упёрся рукой в косяк; и ещё неизвестно, кто бы из этих мужчин выиграл, если бы на помощь неизвестному в котелке не пришли ещё два сильных человека, один из которых спустился с верхней лестничной площадки, на которой прятался, а другой не прибежал снизу. Теперь они втроём втягивали британского морского офицера в квартиру известной в городе Гамбурге страпонессы Гретты.
— Дьявол! — пыхтел и ругался на английском саблейтенант. — Что вы удумали, чёртовы немцы!
Он ещё пытался упираться, но это было бессмысленно, уж больно неравны были силы, и три мужчины всё-таки оторвали его от двери, втянули в квартиру, потом повалили и потащили в комнаты волоком.
— Эй вы, ублюдки, — пыхтел и барахтался на немытом полу англичанин, — если вы задумали меня грабить, то денег у меня всего полфунта, забирайте… Забирайте и прекращайте этот балаган.
Но ему ничего не ответили, а втащили в комнаты, и тогда он увидал и четвёртого мужчину, у того в руке был медицинский шприц. И этот тип со шприцем, кажется, был в этой банде главным; он что-то произнёс на неизвестном англичанину языке, и все трое тащивших саблейтенанта дружно навалилось на бедолагу и прижали его к полу, так что он и пошевелиться не мог.
— Что вы делаете, негодяи?! — морской офицер видел, как к нему приближается рука со шприцем, он предпринял ещё одну безуспешную попытку вырваться, но всё было тщетно, безжалостная игла глубоко и почти безболезненно вошла ему в шею…
— А-а-а-а-а! — заорал что было сил саблейтенант, но ему тут же закрыли рот локтем. Иглу из его шеи извлекли, когда шприц был уже пуст; моряк ещё шевелился немного, но через минуту затих и обмяк, и лишь после этого казак провёл рукой по потному лбу и произнёс:
— Здоровый, чертяка.
— Ага, — ответил ему Квашнин, поднимая с пола свой котелок.
— Господа, — продолжал командовать Пеньковский, считая пульс англичанину, — брюки и кальсоны с него долой, и на стол ко мне.
Тут же мужчины стали снимать с англичанина штаны и нижнее бельё, причём Квашнин говорил:
— Аккуратнее, аккуратнее, пуговицы не рвём, нам потом его ещё одевать.
Когда саблейтенант был освобождён от ненужных предметов туалета, все четверо мужчин подняли его и не без труда внесли в следующую, хорошо освещённую, комнату.
— Кладём на живот! — продолжал командовать Самуил Пеньковский. — Сюда, чуть выше. Вот так. А теперь…, — он оглядел лежащего на животе англичанина, оценил фронт работ и продолжил: — Воды потребуется много, обе клизмы наполните по максимуму, а тазы и вёдра ставьте сюда, справа от стола.
Брат Валерий вздохнул, предвидя большую и грязную работу, а потом взглянул на Тютина и произнёс:
— Брат Емельян, ты подежурь на улице, брат Аполлинарий, ты готовь бомбу.