Линкоры

– База, это борт № 002. Докладывает лейтенант О’Каллахан. Полет проходит в штатном режиме. В зоне патрулирования надводных объектов не обнаружено. Нахожусь в точке координат 53° с. ш. 12° з. д. Код сообщения – «категория А». Повторяю…

«Категория А» – это был условный знак, что немецкий «хулиган» обнаружен, но по каким-то своим соображениям ирландское командование решило не сообщать об этом «добрым соседям» англичанам.

* * *

Немцы даже понятия не имели, какими средствами многочисленных поисковых систем располагают их противники, как и том, что им удалось остаться почти незамеченными под этим бдительным оком.

Несмотря на принятые меры, информация о том, где оказался их «Бисмарк» и какой век за бортом, частично просочилась за пределы радиорубки, командирского мостика и адмиральской каюты. «Матросский телеграф» постепенно разносил новость по всему кораблю, и вскоре среди команды «по темным углам и дальним отсекам» все чаще замечалось тихое брожение, пока еще не переходящее в открытое обсуждение.

Тут, вероятно, сказалась немецкая дисциплинированность и постоянная занятость экипажа – несением вахты и прочими восстановительными работами… как в трюмах, так и на верхней палубе. Офицеры намеренно не давали продыху матросам, чтобы у тех не оставалось времени на размышления.

Между тем адмирал Лютьенс собрал у себя в каюте всех высших офицеров, вкратце доведя до сведенья всех невероятность произошедшего с ними.

В центре обширного пространства адмиральского салона собрались все офицеры штаба и командиры боевых частей. На большом столе лежала крупномасштабная карта всего атлантического района, охватывающего дополнительно огромную территорию. К ней были приложены более подробные карты отдельных участков.

На взгляд Линдеманна, старый служака, который был всегда холодным и равнодушным педантом, меньше всего думающим о своих подчиненных, повел себя совершенно непредсказуемо. Не было бравых реляций, заявлений «о битве до победного конца» и фанатичных лозунгов «от Адольфа».

Никогда не терпящий возражений авторитарный адмирал Лютьенс выносил вопрос на всеобщее обсуждение!

Линдеманн стал замечать, что адмирал Лютьенс, перестав ощущать давление SKL[94], продолжая оставаться мрачным ворчуном, тем не менее вел себя более раскованно и даже иногда неулыбчиво шутил. И это, черт возьми, несмотря на неординарность происходящего!

Линдеманн украдкой повел взглядом по интерьеру адмиральской каюты, заметил, что обязательный портрет фюрера отсутствовал (вот это номер!).

Лишь Отто Бисмарк неизменно хмурил брови в дорогом обрамлении портретной рамы.

Капитан цур зее, глядя на пыхтящего сигарой почему-то довольного адмирала, вполне оценил его умение своевременно (и главное) правильно отреагировать: «Быстро наш командующий подхватил волну! Ситуация вышла за рамки обыденности, даже такого понятия, как „война“, и уже сама по себе является в некотором роде безумием. И эти обстоятельства требуют иного подхода. А Лютьенс… хм, надо сказать, и раньше не пользовался нацистским приветствием, даже отказавшись носить кортик со свастикой».

Только потом Линдеманн, все обдумав, понял, что когда адмирал интересовался их мнением, для себя уже всё решил. И не сказать, что решение, принятое адмиралом – моряком старой школы и убежденным монархистом, было нерациональным.

Вполне в рамках присяги и долга… при сложившихся обстоятельствах… и достоверности информации, которой они располагали.

«По крайней мере, ему не откажешь в прозорливости – от „томми“ мы удачно ускользнули!» – родил кривую ухмылку Линдеманн, поминая очередной эпизод прошлого дня.

* * *

«16:15. 53° с. ш. 12° з. д.», – штурман ставил очередную пометку на карте, занося в вахтенный журнал запись.

Линкор проходил сквозь штормовой циклон, держа на правом траверзе Ирландские острова. Как раз раздался звонок с радиопоста – дежурный офицер докладывал о важной информации, требовавшей личного присутствия командира.

Пять минут, и, кивнув двум замершим по стойке смирно автоматчикам, Линдеманн открывал дверной люк, переступая комингс радиорубки.

Радиопост и без того имел ограниченный доступ, теперь же на боевом дежурстве преобладали офицеры и информированные (по случайности) матросы.

Взглянув на вытянувшихся и замерших у столов с аппаратурой радистов, командир, невзирая на не самые веселые думы, не сдержавшись, фыркнул – вся боевая компания выглядела словно заговорщики. При этом гамма чувств на лицах, несмотря на попытку выглядеть бесстрастными, была весьма разнообразной – от подавленной и озадаченной до откровенно довольной, с важным видом собственной значимости.