Линкоры

Тайс молчал. Все, что вдалбливали в голову военнослужащего американского флота на лекциях по идеологи вооруженных сил, адмиралтейское начальство, средства массовой информации и пропагандисты руководства США… вся эта демократия, свобода, великая миссия американцев, плюс национальные интересы, угроза терроризма и прочее бла-бла-бла, вдруг набрякла, повисла на языке, так и не выйдя наружу.

– Америка не нападала на Японию, ни сейчас, ни в сорок первом году, – наконец выдавил он из себя.

– Ну что вы словно наивная провинциальная школьница после этапа «шесть-три-три»[100], – как будто разочарованно произнес японец.

– Не понял, – удивился Тайс.

– Не важно. Неужели вы думаете, что войны последней сотни лет, а то и намного ранее начинались только по тому, что какой-нибудь царек или князь оскорбил другого? Война – это в первую очередь разрешение долгосрочных экономических разногласий, и уж потом политических, которые, опять же, являются лишь отражением финансовых вопросов, – офицер снял форменное кепи с головы, бросил его на стол. – Вы что же это, считаете, что наложив санкции и ограничения, придумав правила, подстроенные под ваши интересы, запрещающие, душащие развитие другого государства, вы тем самым не вступили с ним в стадию войны?!

Полицай в морской военной форме встал и, уперев руки в стол, навис над сидящим пленным американцем. Тайс услышал, как шаркнули ногами стоящие за его спиной часовые, изготовившись или вытянувшись по стойке смирно.

– Вашему избитому офицеру просто не повезло. Или чертовски повезло! Вы наверняка знаете, что японская авиация бомбила, а артиллерия флота обстреливала ваши города? Не тогда – сейчас, – уточнил он.

– Ваши сумасшедшие генералы взорвали в Америке два ядерных заряда, – выпалил Тайс, – сколько мирных жителей…

– У вас кто-нибудь погиб из близких? – перебил японец.

– Нет, – Стивен все больше нервничал, нависший над ним азиат выводил его из себя, но как только он попытался встать, на его плече предостерегающе и тяжело легла рука стоящего сзади матроса.

– Нет, – повторил Тайс, – моя семья родом из Техаса. Туда ваши орды не добрались.

– Вы счастливый человек, коммандер Тайс. А вот моя семья – жена, двое детей – погибли в Токио 18 апреля 1942 года от бомбы, сброшенной вашим полковником Дулиттлом[101].

– О господи, – только и смог промолвить Тайс, – но при чем здесь…

– Вот именно, янки, никто ни при чем. Я не убил Брэда Дулиттла только потому, что он не родственник того Дулиттла.

Тайс вдруг перевел взгляд на упертые в стол кисти рук японского офицера – на костяшках пальцев темнели свежие ссадины.

– А ты, американец, – азиат словно выплюнул это свое «американец», – ты думал, что его пытали? К чему? Твои соотечественники и так были готовы все выложить, едва почувствовали, что пахнет «жареным». Вы, американцы, оказались весьма мягкими, как пластилин – лепи из вас все что хочешь.

Тайс вдруг понял, что этот человек разошелся и спустить спусковой крючок его накаленных мозгов может любое случайно и неосторожно обороненное слово. Поэтому терпеливо молчал, ждал, когда перестанет беситься этот сумасшедший самурай.

– Что ж, янки, – прошипел японец, – теперь и вы испытали, каково это, когда над вашими городами воют моторы бомбардировщиков, на кварталы падают бомбы, рушатся ваши дома и погибают ваши жены и дети.

Послышался легкий стук в закрытую дверь, заставив японского офицера замолчать. Подняв голову, он легко кивнул стоящим у входа матросам. Они открыли дверь и впустили вестового. После короткого обмена репликами на гортанном языке хозяин каюты взял со стола головной убор, надел на голову и поправил мундир. Только что разгневанный офицер снова взял себя в руки и стал корректным и вежливым, чеканя слова короткими фразами:

– Вам оказана большая честь. Вас хочет видеть вице-адмирал. Он видел, как вы помогали вытаскивать своих товарищей из воды, поэтому имеет к вам некоторое расположение. Следовательно, не стоит его разочаровывать. Когда вас подведут к нему, не забудьте вежливо поклониться и обдумывайте свои слова, прежде чем исторгнуть их из своего поганого американского рта. Иная дерзость будет стоить вам жизни. Вам повторить для ясности?

* * *

Вице-адмирал сидел в радиорубке за столом, уставленным аппаратурой, надев на голову наушники, обложившись телефонами, поддерживая связь с оператором локатора, ходовым мостиком и командиром дивизиона сигнальщиков.

Ситуация, медленно раскручиваясь, вела к закономерному развитию событий. Напряжение возрастало.

Американцы до сих пор выходили в эфир закодированным сигналом на военной частоте. Теперь же делали запросы открытым текстом.

Японская радиорубка отвечала обрывающимися фразами на английском языке, имитируя забитость канала помехами.

Долго так продолжаться не могло. Ибо Такахаси надеялся, что вот-вот поступит сообщение от сигнальщика на топе мачты об обнаружении неприятельского корабля, но судя по показаниям пеленгаторного поста, дистанция до цели была еще слишком далека.