Линни: Во имя любви

— Что со мной случилось? — прошептала я, обращаясь не к Шейкеру, а к самой себе.

Эта женщина с пустыми глазами в зеркале… Я ее не знала. Она походила на ту измученную развалину, которую я называла мамой. Куда же подевалась Линни, малышка Линни Гау, девочка с ясным взглядом и волосами, золотыми, словно самые спелые летние груши?

— Вы многое пережили, — тихо сказал Шейкер. — Думаю, как только вы поправитесь…

— Нет, — возразила я, снова садясь на стул. — Нет. Дело совсем не в этом.

Мы сидели молча, слушая тихое тиканье часов. Небо стало темнеть в преддверии грозы, и ворвавшийся в открытое окно ветерок разметал мои волосы по лицу.

— Я не знаю, что хотела этим сказать, — наконец слабо произнесла я.

Миссис Смолпис что-то тихо забормотала, затем заворочалась. Шейкер помог ей встать на ноги и усадил в кресло-качалку. Ее голова безвольно упала на грудь. Шейкер взял с полки Библию и вложил ее матери в руки.

— Вы верите в знаки, мисс Гау? — спросил Шейкер.

Он был довольно высоким, и мне пришлось поднять голову вверх, чтобы посмотреть на него.

— Знаки?

Я подумала о своей малышке. Она была моим знаком. Но как можно растолковать знак, который, как оказалось, означал совсем не то, что вы думали? Был ли он в таком случае знаком?

Поскольку в комнате было очень тихо, звуки, доносившиеся снаружи, стали громче: назойливый лай собаки, отдаленное мычание скота, звон церковных колоколов. Ветерок превратился в настоящий ветер, надувая штору, словно корабельный парус.

— Я верю в знаки, — наконец сказала я.

Шейкер с глухим стуком опустил оконную раму. Затем, опершись на подоконник, посмотрел на меня.

— Я тоже в них верю, мисс Гау, — произнес он.

— Линни, пожалуйста, называйте меня Линни.

Шейкер снова медленно залился румянцем.

— Я верю, что вы и есть мой знак, Линни Гау.

Это может показаться странным, но для меня все произошло очень естественно. Я просто осталась там, в доме на Уайтфилд-лейн, без всяких разговоров и обсуждений моего будущего. После нашей беседы Шейкер исчез на несколько часов. Я понятия не имела, сколько времени прошло, и отстраненно сидела за лакированным столом, чувствуя себя так, словно мой смятенный разум отделился от тела и свободно парит где-то вверху. Истерический припадок и конвульсии, видимо, лишили миссис Смолпис последних сил и повергли ее в состояние, не менее отрешенное, чем мое. Казалось, душа покинула ее тело, оставив лишь пустую оболочку. Наконец миссис Смолпис смогла дойти до ширмы в углу и переодеться в другое платье. Затем она снова села в кресло и принялась листать страницы Библии, хотя на самом деле не читала ее. Мы сидели вдвоем, чего-то ожидая, но я не знала чего.

На лестнице послышались шаги двух людей. Один ступал тяжело, а второй легко, почти вприпрыжку. В комнату вошла дородная женщина с ведром для чистки камина. Увидев меня, она остановилась, и на нее сзади налетела девочка с бельмом на глазу. Миссис Смолпис принялась бранить женщину за опоздание. Та уронила пустое ведро.

— Откуда я могла знать, что у вас гости? — изумилась она. — Значит, мисс тоже останется обедать? Боюсь, что говядины будет маловато. Сказать Мэри, чтобы она накрыла стол на три персоны?

Не получив ответа, женщина неторопливой походкой удалилась из комнаты, покачивая обширным задом. Девочка побежала за ней. Через некоторое время с лестницы до меня донеслись стук и звон, словно женщина протирала пыль или полировала мебель, намеренно производя побольше шума.

Вернулся Шейкер. Он принес свернутый рулоном матрас, накрахмаленные простыни, новую с виду подушку и одеяла. Все это он сложил у стены напротив кровати своей матери. Миссис Смолпис наблюдала за его действиями, но ничего не сказала.

Затем он принес маленький жестяной ящичек и взял совок для угля, стоявший возле камина. Я встала, плотно закуталась в шаль, и мы вместе спустились вниз.

— Доброго дня, Нэн, — поздоровался Шейкер, когда мы прошли мимо дородной женщины, которая, стоя на коленях, выгребала золу из камина в гостиной. — И тебе тоже, Мэри.

Женщина, не отвечая, уставилась на меня. Девочка держала в руках статуэтку и тряпку для пыли. Как и женщина, она прервала свое занятие и с любопытством поглядела на нас здоровым синим глазом; другой глаз, молочно-белый, ничего не выражал.

Мы с Шейкером шли уже довольно долго. Встало солнце. Сегодня было теплее, чем вчера. Мы остановились возле грязной размокшей тропы, которая вела к небольшой церкви, окруженной мрачными тисами.

— Там есть кладбище, но мы должны спросить разрешения. Таковы церковные правила.

Я кивнула.

— Разве есть такие правила, которые разрешают хоронить некрещеного внебрачного ребенка? — Я сама ответила на собственный вопрос: — Неглубокая могила на неосвященной земле, там, где хоронят бедняков, — это все, на что мы можем рассчитывать. Нет, я не хочу, чтобы Фрэнсис оказалась там.

— Есть еще одно место, — сказал Шейкер. — Я не знал, что вы выберете.