Линни: Во имя любви

Улыбка исчезла с лица Шейкера.

— Я сказал, что смог найти вам…

— А вам не пришло в голову спросить у меня, хочу ли я работать в библиотеке? Я еще не решила, чем буду заниматься. Вы, конечно, очень добры ко мне, но я осталась в вашем доме лишь для того, чтобы набраться сил, как вы мне и предлагали. Я пока еще ничего не решила.

— Неужели? — спросил он.

Я взволнованно сжимала нож для хлеба.

— Кроме того, кто согласится взять меня на работу, даже не побеседовав со мной? Кому нужен абсолютно незнакомый человек?

— Я сказал своему работодателю, мистеру Эббингтону, что к нам из Моркама переехала моя кузина, Линни Смолпис, дочь брата моего отца, и что сейчас ей крайне необходима работа.

Его голос приобрел незнакомый холодный тон, выдававший возмущение. Мне стало стыдно, хотя я этого и не показывала.

— «Нет, — сказал я ему, — у нее нет рекомендательного письма, так как она всю жизнь ухаживала за отцом-калекой». Но я заверил его, что могу за тебя поручиться и возьму все под свою ответственность. У меня нет привычки лгать, Линни, — продолжил Шейкер. — Но сегодня я предпочел сказать неправду.

Я смотрела на печенье, опустив голову.

— Мистер Эббингтон мне доверяет. Я работаю на него уже семь лет, получив эту работу по рекомендации отца, которую тот дал незадолго до своей смерти. Они с мистером Эббингтоном были хорошими друзьями. Единственная правда в этой истории заключается в том, что у моего отца действительно был брат, живший в Моркаме, но он умер четыре года назад, не оставив после себя детей.

Его дрожь усилилась, так что теперь тряслось все тело.

— И что я должна буду делать? — поинтересовалась я, взглянув Шейкеру в глаза после долгой паузы.

— У нас не было вакансии, но мистер Эббингтон сказал мне, что давно собирался найти кого-нибудь с хорошим почерком, чтобы вести записи по книгам. Хотя это моя работа — следить за заказами, выдачей книг и их возвращением, но я не могу писать из-за моих… — он с презрительной усмешкой посмотрел на свои руки, — с этим. И хотя мистер Эббингтон, который уже довольно стар, сам выдает книги членам клуба под расписку, на записи у него не хватает времени. Вот этим вы и могли бы заняться — вести записи выдачи и возврата книг по датам. Если, конечно, вы не находите такое занятие недостойным.

Я вздернула подбородок. Меня задело последнее замечание и тон, которым оно было сказано.

— Сколько мне будут платить?

— Флорин в неделю. Выплата, разумеется, раз в месяц.

Два шиллинга в неделю. Это больше, чем обычно платят на фабрике, но все равно не так уж и много. За несколько ночей на улице я смогу заработать гораздо больше. В комнате пахло свежей выпечкой. Холодный ноябрьский дождь барабанил по оконному стеклу, хотя тщательно задернутые шторы заглушали звук. В камин упала попавшая в дымоход капля и зашипела в огне. В столовой было тепло и пахло едой. Хотя мебель, светильники и ковры с цветочным узором заметно обветшали и, судя по всему, отличались почтенным возрастом, мне почему-то здесь было очень уютно.

Я представила себе, каково это — стоять сейчас на улице в такую погоду, надеясь, что дождь не заставит посетителей салонов сразу разойтись по домам, к теплым кроватям и холодным женам, вместо того чтобы по-быстрому перепихнуться, за цену меньшую, чем стоимость поездки домой. Я вспомнила, как отвратительно несло от шотландца в его экипаже, какими грубыми были пальцы щупавшего меня торговца рыбой. Я вздрогнула от отвращения, воскресив в своей памяти лицо сумасшедшего сифилитика с Роудни-стрит, и мой нож, приставленный к горлу Рэма Манта в свете газового фонаря на Парадайз-стрит.

Я подумала о моей малышке Фрэнсис, о ее крошечных скрюченных пальчиках. Я не хотела снова забеременеть от незнакомца.

Затем я подумала о высоких мачтах кораблей, приплывающих к Королевскому причалу, и о том, что никогда не ступлю на палубу ни одного из них.

Я понимала, что обманывала себя, так же как обманывала меня моя мама, сочиняя сказки о том, что я достойна большего, чем имею сейчас. Я понимала, что потерпела поражение, но у меня сейчас просто не было сил, чтобы продолжать сражаться.

— Я возьмусь за эту работу.

Дождь теперь яростно хлестал по стеклу, сопровождаемый воем ветра в оконных рамах.

— Спасибо вам, Шейкер.

Интересно, когда он придет ко мне за расплатой?

После обеда Шейкер, не глядя мне в глаза, попросил меня зайти к нему. Я бесстрастно кивнула. Значит, платить надо сразу же. Его мать вела себя так, словно ничего не слышала. Я задумалась о том, как он потом сможет смотреть ей в лицо и почему он хотя бы не подождал, пока она заснет. Меня удивила решительность Шейкера и несколько беспокоило то, как его примет моя заживающая плоть.

Но я не могла ему отказать — сколько бы раз он ни захотел меня. Я слишком многим была ему обязана.

Когда я последовала за ним в комнату, он направился к столу, а я — прямо к его кровати. Той самой кровати, которую залила своей кровью всего несколько дней назад. Я легла на спину и задрала платье. Шейкер молчал, и я снова взглянула на него, чтобы узнать, почему он до сих пор не начал расстегивать брюки.