Линни: Во имя любви

Он повернулся, и я последовала за ним, словно тень. Мы миновали маленький пригородный поселок Эвертон. Я раньше слышала о нем. За домами и магазинами Эвертона начиналась сельская местность. Прежде я никогда не бывала за городом.

Через десять минут ходьбы мы вышли на пустынную дорогу. Шейкер остановился и раздвинул живую изгородь, пропуская меня вперед. Мы оказались в небольшой роще. Землю устилали мокрые листья, под ногами хрустели мелкие ветки. Здесь было так тихо, что можно было услышать, как с потемневших от воды ветвей срываются капли. И непривычно пахло мокрой после дождя травой. Я не могла надышаться: я выросла в доках среди запахов дегтя, испортившейся еды, навоза, человеческих экскрементов и заглушающих все остальное мужских запахов — будь то источающие едкую вонь немытые выходцы из низов или пропахшие одеколоном и помадой для волос джентльмены. Прямо перед нами в по-зимнему прозрачном воздухе алели ягоды падуба, а под ним расстилалась шелковистая трава, которая совсем недавно начала терять сочную зелень.

— Я думал, может, здесь, — произнес Шейкер.

— Да, — согласилась я. — Это хорошее место. Это место ей подходит.

Используя совок для угля, Шейкер помог мне похоронить Фрэнсис под падубом, а затем отступил назад. Я нашла небольшой камень с розовыми прожилками, положила его на свежевскопанную землю поверх маленького могильного холмика и прочитала молитву. Не знаю, сколько я простояла там на коленях — я снова потеряла счет времени, — но я была уверена, что Шейкер где-то рядом. Наконец он взял меня под локоть, помогая подняться на ноги, со словами: «Я люблю приходить сюда, когда нужно что-то обдумать. Кажется, больше никто не заглядывает в это место. Здесь ее никто не будет беспокоить».

Мы вместе молча зашагали обратно, медленно, потому что я все еще чувствовала слабость. Когда мы вошли в столовую, Нэн и Мэри уже собирались уходить, а на столе стоял большой котел с аппетитным рагу. Мы пообедали втроем в узкой, но уютной столовой. Обои на стенах украшали тщательно прорисованные кусты чайных роз. Рисунок лишь слегка поблек. Вдоль стены была прибита выкрашенная в белый цвет деревянная рейка, служившая для того, чтобы защищать обои от спинок стульев. Мы сидели за столом, пропахшим воском для полировки, и ели из хрупких фарфоровых тарелок. Хотя рисунок на них стерся за годы использования, а на краях было несколько сколов, фарфор все равно сохранил неподдельное изящество. Мы ели молча, погруженные каждый в свои мысли, словно обедали вместе всю жизнь.

Глава двенадцатая

Той ночью я спала в комнате миссис Смолпис, крепким сном без сновидений. Я не спала так уже много месяцев, а может, даже лет — с самого детства, с тех пор как умерла моя мать. Проснувшись следующим утром, я по привычке потянулась рукой к поясу, а затем к животу. И села, широко открыв глаза в утреннем свете, осознав, что теперь они оба пусты, и вспомнив обо всем происшедшем.

— Где Шейкер? — спросила я, увидев, что миссис Смолпис шьет что-то, сидя возле камина. Я испугалась собственного голоса: он звучал как-то робко.

— Он на работе. На хорошей, честной работе, как и положено всем богобоязненным людям.

Я встала и расправила простынь, затем положила сверху сложенное одеяло и взбила подушку.

— Ночной горшок за ширмой, — сдавленным голосом сообщила мне миссис Смолпис. — И сделай что-нибудь со своими волосами — это же страх Господний. Возле умывальника есть гребень.

— А где он работает? — спросила я.

— В библиотеке, — коротко ответила она.

— В библиотеке на Болд-стрит?

Я хорошо знала это место. Библиотека находилась как раз на углу Болд-стрит и Рэнлаф-стрит, в одном из джентльменских клубов. Это было внушительное здание с небольшим полукруглым газоном у входа и невысокой железной оградой. Я часто проходила мимо, любуясь колоннами и широкой мраморной лестницей, ведущей к огромному арочному входу.

Миссис Смолпис кивнула.

— Поторопись со своими делами. Затем вынесешь горшок и выплеснешь его в уборную, на заднем дворе. Потом можешь вернуться сюда и помочь мне уложить волосы. Я уволила Нэн, от нее и от ее лентяйки дочери все равно никакой пользы — они ожидают, что я буду платить им хорошее жалованье просто так. Теперь ты будешь жить здесь и сможешь выполнять их работу.

Я открыла рот, чтобы возразить, но она не дала мне возможности заговорить. Миссис Смолпис отложила иглу и показала мне свои руки. Суставы были опухшие. Должно быть, шитье причиняло ей сильную боль.

— Еще одно наказание за мои грехи, — сказала она. — Ты тоже будешь наказана чем-то подобным за свои проступки, если этого уже не случилось. Это хорошо, что твой ребенок родился мертвым. Зачатый сотнями мужчин, он вырос бы слабоумным.