Он продумывал детали. Прочерчивал вероятные маршруты. Здесь будут ставленники дома Ланнистеров, здесь — его наследники — таковых наблюдался дефицит, что прискорбно. Граница с Севером закреплена. Атака с моря маловероятна — но это лишь вопрос времени, когда Острова снова взбунтуются. Возможно, следующий альянс должен успокоить именно их.
Фигуры расставлены. Все еще одна лишняя.
Дракон.
*
Пожалуй, думала Бриенна, оглядывая свои ноги в его штанах, она действительно немного… похудела. Раньше она бы в них точно не влезла, а теперь они были ей малы только в бедрах. Прошедшие месяцы почти казались ей сном. Как будто женщина, проживавшая их, к ней самой отношения никакого не имела.
По дороге, скучной, долгой, грязной и переполненной переселенцами — казалось, весь Вестерос снялся с места — она только и делала, что думала о Джейме. Чем дальше, тем меньше чувствовался голод, а вместо сна она сворачивалась в комок и молча страдала, сдаваясь перед бессонницей.
Во снах, если они все же приходили, не было Ходоков, не было медведя, не было Братства и леди Кейтилин, были бесконечные коридоры замка, Тропа Скорби в Королевской Гавани и Серсея. Это не Дейенерис, похожая на статую, с неживым лицом восседала на троне. Это Серсея кривилась в усмешке и выплевывала ей в лицо снова и снова: «Он никогда не будет вашим».
А на эшафоте оказывался Джейме. Снова и снова лишался правой руки. Открыв глаза и чувствуя, что задыхается во сне, Бриенна уговаривала себя забыть слова львицы. Но злые зеленые глаза видели ее насквозь. Они читали ее легко, такие же пронзительные, как глаза Джейме. И словам Серсеи верилось так же легко, как и ему. «Он всегда был великодушен. Он сочинит что-нибудь для вас, какую-нибудь героическую историю, подарит вам еще что-нибудь острое, приспособленное для убийства, отправит как можно дальше прочь от себя, и это все, на что вы когда-либо можете рассчитывать».
Он так и сделал. Разве не это он сделал?
Болело все тело. Болела кожа, болело сердце, становилось трудно дышать, было больно снаружи и внутри. Ей хотелось с кем-нибудь подраться. Ей хотелось как-нибудь отвлечься. Но война закончилась, и она лицом к лицу оказалась с тем, что не могла изгнать из себя, и с тем, от чего не могла убежать. От себя не убежать никуда.
Может быть, отец найдет ей кого-нибудь. Бриенну тошнило при мысли о том, что придется пройти через это. Она слишком часто представляла себе Джейме и невозможную счастливую жизнь вместе с ним, после войны. Она запрещала себе это, она боролась, но он сам не дал ей бороться.
У них была Зима. Она не примерещилась Бриенне, ее видели люди вместе с ней. И был Джейме Ланнистер, зимний лев, заставивший ее верить в тепло, которое никогда не исчезнет между ними.
Было холодно, мороз усиливался, снежные ветры задували в палатки, и даже одичалые попрятались кто куда. Люди Джона Сноу мрачно обходили лагерь по кругу, то и дело цепляя растяжки палаток. Бриенна стояла на ветру, облаченная в доспехи, и дышала воздухом, закрыв глаза. С севером лицом к лицу.
После случая с похищением она не отходила далеко, но в такую метель, можно было не сомневаться, рискнуть могли только самые отчаянные. За спиной заскрипел снег.
— Миледи, одичалые предлагают меховые одеяла и шапки.
— На что меняют, Подрик?
— На нитки и иголки. У нас есть лишние, я поменяюсь, миледи?
Она позволила. Мех на севере был дешев, доступен и необходим. А иголки живут у нее долго. Она не вышивала и не собиралась начинать.
Снова заскрипели шаги.
— Что еще, Подрик?
Но вместо ответа шаги приблизились, и сначала на правое плечо легла толстая шерстяная ткань плаща, а затем на левое. Она подхватила ее, зная, чувствуя спиной сквозь доспехи — Джейме, Джейме, Джейме, его солнечное тепло, его золотой свет.
— Ты стоишь на ветру уже полчаса. Здесь холодно.
На мгновение она закрывает глаза, отчаянно борясь с глупыми мыслями, с краской, заливающей лицо, с мечтами, которым не было места. Он развернул ее к себе, неловко кутая в плащ и поправляя на ней меха, упорно избегая ее глаз.
— Подрик развернул торговлю, — сказал Джейме, все еще не отпуская ее и продолжая расправлять плащ вдоль тела, — сегодня мы спим под соболями и едим оленину.
Когда их взгляды встречаются, Бриенна чувствует, что его слова должны что-то значить. Она привыкла доверять своим чувствам в битве, угадывать движения противника, читать его мысли. Только ей страшно верить чувствам, потому что Джейме Ланнистер красив и весел, остроумен, отважен, опасен, и — никогда не будет ее.
Их так много, картинок, которые она бережет, но они не складываются в целое, не поддаются анализу.
— Хватит миловаться, любовнички, или не достанется ни куска, — звучит вездесущий Бронн, руки Джейме падают вниз, и Бриенна слышит отчетливо, как еще одно звено их истории остается потерянным в глубоком снегу.
Но Бриенна слишком много потеряла теперь, чтобы и от этой памяти отказаться. Она уговаривает себя, что это еще один день, украденные часы, оставшиеся с Зимы, запасенные на следующую, когда смотрит на Джейме на опушке весеннего северного леса.