Лёгкое дыхание (СИ)

— Но я своими ушами слышал, что кто-то предлагает поединок. Как я могу отказать своей леди? Честь Драконоборца будет задета. Куда вы, миледи? Обнажите оружие. Мой клинок готов к бою.

— Доброй ночи, сир Джейме.

— Какое коварство!

*

Возможно, Бронн Черноводный не был образцом добродетели, но предательство также не входило в его привычки. Обязательность и исполнительность — лучшие черты для наемника. Бронн знал толк в ведении дел.

С Ланнистерами дела неизбежно начинали занимать все его время. Ланнистеры требовали невозможного и получали это. Вот как, скажите на милость, было ему разорваться на две части, спасая Джейме от охотников за головами и одновременно исполняя повеление Тириона по доставке принцессы Мирцеллы в Кастерли?

— Никаких сомнительных судов, непонятных капитанов, подарков на прощание, — перечислял Тирион перед отправкой корабля, — никаких новых маршрутов. Никаких остановок…

— Да понял я, понял, милорд, — отмахнулся рыцарь, — а что потом мне делать?

— Возьми надежных людей и отправляйся за моим братом, — невозмутимо велел Тирион. Бронн тяжело вздохнул. Вечно ему приходилось разрываться.

Север, конечно, помнит своих спасителей, но вряд ли солдаты Ланнистеров приведут местное население в восторг. А значит, ему опять набирать всяких отщепенцев по Блошиному Углу и терпеть их компанию, надеясь, что они не прирежут его или не перебьют друг друга.

Вся затея начинала пахнуть все более скверно.

Особенно вторая ее часть. Против путешествия в Дорн он, конечно, ничего не имел.

«Мирцелла, золотая девочка. Подросла ли ты? Стала ли похожа на своего отца или мать? Или ты в этом гадючьем клубке одна такая? До сих пор ли вьются твои волосы? До сих пор ли ты бесстрашно доверяешь незнакомцам?».

Мартеллы незнакомцам, а тем более, знакомым, не доверяли. Почти три дня Бронну пришлось дожидаться, прежде чем ему вернут Мирцеллу Баратеон. Он извелся с самого утра последнего из них. Буйство красок, зелени, экзотических цветов и уже появившихся фруктов ничуть не отвлекало. Бронну Черноводному было неспокойно.

Наконец, из мозаичных ворот внутренних садов дворца появилась невысокая тоненькая фигурка, сияющая золотом, и Бронн поднялся с борта фонтана, где третий час бездумно наблюдал брачные игры радужных рыбок.

Подросла. Немного, на пару пальцев. Сквозь персиковое платье просвечивали тоненькие руки и ноги. Тяжелые браслеты словно не давали ей жестикулировать, когда Мирцелла остановилась перед Бронном и чуть печально улыбнулась.

— Рада видеть вас, сир.

— Миледи, — он несколько развязно поклонился, улыбаясь, и на короткое мгновение застыл, согреваясь ее присутствием и напрочь забыв, по какой причине вообще находится в Дорне.

Она стала больше похожа на Джейме, как Бронн заметил. Удивительно, до чего похожа. Те же ужимки, повадки, улыбчивость, но больше скромности, сдержанности, не наносной, внутренней. Маленькая львица, в которой Бронн отказывался признавать хищницу, даже в будущем. Готовая, как и прежде, одарить любого дружбой и благосклонностью, Мирцелла положила ему руку на локоть, и Бронн, не сводя с нее глаз, повел ее прочь.

— Соболезную, — брякнул он, очнувшись через некоторое время.

— Благодарю вас, сир. Я помню, как вы и мой… Джейме приезжали сюда. Я не могу поверить, что он…

— Он жив. А вашу матушку казнили.

Мирцелла не просила подробностей. Она не задавала вопросов, но Бронн выложил ей все как на духу, все, что ему было известно; возможно, даже больше, чем следовало бы. Он никогда не понимал, почему из всех Ланнистеров только в этой девочке нет ни капли высокомерия или чувства превосходства. И почему только она вызывает у него почти болезненное желание откровенничать по-настоящему.

Он, повидавший грязь и смерть, по колено стоявший в крови, рядом с ней чувствовал себя кем-то, кто еще может стать лучше.

Плавание они провели, читая друг другу сонеты и поэму «О межевом рыцаре и его пропавшей возлюбленной». Бронн находил это изощренной формой мазохизма. Он знал немало всевозможной похабщины, но чтение юной леди эротической стихотворной повести тревожило души (и некоторые части тела) гораздо сильнее.

Мирцелла почти не спрашивала о Серсее, как заметил ее попутчик. Ее интересовал Джейме. Она спрашивала об отце все; где он бывал, с кем, что любил и чем интересовался. У берегов Тарта Бронн проговорился о существовании леди Бриенны и ее неоднозначной роли в жизни Джейме. Мирцелла нашла это чрезвычайно трогательной историей и требовала подробностей.

И Бронн рассказывал. Забывшись, он передавал юной леди все байки их походных лагерей, истории о Ходоках, о попойках, о драках — и она смеялась, заливисто и искренне. И просила еще.

Она была так юна! Но когда Бронн смотрел в ее светлые, почти прозрачные глаза, то ему казалось, эта девочка понимает его, как никто и никогда не понимал. И понемногу он обнаружил, что Мирцелле его приключения Зимой интересны не меньше.