Лёка. Искупление

Лёка покатила коляску к райотделу.

Вроде бы план был хороший, но сердце глухо, тревожно стучало, на душе было тяжело и как-то особенно мерзко. Как будто она погружалась в огромную яму, в которой ни звука, ни света, на дне плещется холодная грязная вода и головокружительно пахнет плесенью, а рядом ползают маленькие белые муравьи. Там, на поверхности, осталась вся жизнь, а в яму долетает только шелест листьев и шум дождя – и ничего, и никого…

До райотдела оставалось метров сто, когда Лёка внезапно остановилась. Ей пришло в голову, что нельзя ведь так просто прийти в райотдел, передать малыша милиционерам и уйти домой! Наверняка они захотят знать, кто она, откуда, почему решилась на такой шаг. Паспорт всегда был у Лёки в сумочке, а вот свидетельство о рождении Даниила она, конечно, оставила дома. Это что же – еще и за свидетельством идти?!

Внезапно Лёка почувствовала, что смертельно устала. Сил на эту бумажную канитель не было никаких! Они вытекли из нее, как из того резинового ежика, «с дырочкой в правом боку». При чем тут ежик?! Лезет в голову всякая ерунда…

Гораздо лучше было бы, если бы она была Даньке совершенно посторонней. Тогда она просто отдала бы его, и все. С чужого человека взятки гладки – шла мол, лежит малыш, принесла и больше ничего не знаю! Нет, ей стражи порядка, конечно, не поверят. Но мысль неплохая. Можно, можно устроить так, чтобы Даньку принес в райотдел кто-то чужой.

Рядом с тем местом, где остановилась Лёка, росли красивые высокие голубые ели. Лёке пришло в голову, что, если поставить коляску рядом с одной из них, ее обязательно кто-то увидит. Ну и что, что ночь на дворе? Здесь – центр огромного города, и люди ходят по улицам и в три часа ночи, и в четыре. А значит, яркую дорогую коляску обязательно заметят. А что сделает человек, увидев коляску с младенцем? Подойдет, посмотрит, поищет мать, но матери не найдет. А потом? Потом прикатит коляску в райотдел милиции! Ведь чего проще-то – до райотдела идти не больше минуты!

Очень довольная тем, как все здорово придумала, Лёка подкатила коляску к елочке. Данька все еще спал. Лёка легонько тронула его плечико, погладила, прощаясь.

– Так будет лучше, малыш, так будет лучше! – улыбаясь бессмысленной улыбкой очень пьяного человека, прошептала она.

Сил больше не было. Снова возникла перед глазами яма, и белые муравьи ползают по дну… Чего они там ползают? Не бывает белых муравьев! Или бывают?

В последний раз взглянув на сына, она развернулась и, сильно шатаясь, пошла домой. В голове стучали молотки, в ушах звенело, земля качалась.

Лёка не помнила, как добралась до квартиры, как отперла дверь, как сорвала с себя верхнюю одежду, как завалилась спать. Сон был, как яма, в которой ни звука, ни света, на дне плещется холодная грязная вода и головокружительно пахнет плесенью.

И ничего…

И никого…

2

Лёка проснулась от того, что ей нестерпимо захотелось пить. Она спустила руку вниз и пошарила по полу – была надежда, что она поставила стакан с водой под кровать, как иногда делала, если возвращалась с вечеринок в легком подпитии. Стакана не было, и Лёка поняла – без похода на кухню не обойтись. Она сбросила с себя скомканное одеяло, опустила ноги на пол, попыталась найти ими тапки, но не нашла.

Что вчера было? Когда и как она попала домой? Как разделась?..

Пересохшее горло требовало воды, и Лёка решила идти без тапок. Она встала и, практически не открывая глаз, побрела на кухню. Краем сознания она понимала, что сейчас раннее утро, а может быть, и не совсем раннее, но это было не главное – в первую очередь надо было напиться. А еще мерещилась какая-то яма, белые муравьи ползают по руке… Что-то стряслось… Точно – что-то стряслось… Только вот что?

В пластиковом кулере, где держали фильтрованную воду, было пусто, и Лёка трясущимися руками нацедила себе в чашку прямо из-под крана. Вода с привкусом хлорки все-таки утолила жажду. И тогда на Лёку начала наваливаться похмельная головная боль.

Внезапно она перестала пить. Лицо перекосилось – она вспомнила, и вспомнила сразу все. Дрожащими руками она поставила чашку на край стола и кинулась в спальню. Чашка со звоном упала.

Да, так и есть – детская кроватка пуста! Сердце стукнуло и провалилось в пустоту.

– Нет, нет, я не могла… – прошептала Лёка и вдруг хрипло крикнула: – Даня, сынок, где ты?!

Конечно, ей никто не ответил.

Лёку охватил ужас. Она кинулась к своей кровати, хотя никогда не укладывала спать малыша рядом с собой.

Лихорадочно перерыла постель. Никого.

Вновь кинулась к детской кроватке, проверяя, действительно ли там пусто… Пусто.

Но может, она оставила малыша в коляске, а коляску в коридоре? Однако в глубине души Лёка, конечно, знала, что никакой коляски в коридоре не найдет.

– Идиотка, идиотка! – в отчаянии шептала она.