Лёка. Искупление

Когда-то она слышала: волк, попав в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы освободиться. В детстве Снежана имела возможность убедиться, что это касается не только волков. Как-то раз ей купили хомячка. Вместо опилок зверьку в клетку наложили ваты. Хомячок запутался и отгрыз себе лапку. Маленькая Снежана тогда долго плакала и думала, что хомячок без лапки скоро умрет. Но рана зажила, и трехлапый хомячок прожил еще довольно долго.

Сейчас Снежана подумала, что хомячок, оказывается, был крут! Она не хомячок, она так не сможет. Даже и пытаться не будет, лучше уж умрет!

Нет, план номер один Снежане решительно не подходил. Она достала осколок из-под матраса и принялась задумчиво рассматривать, прикидывая, нельзя ли использовать его как-то иначе…

А если ударить эту полоумную не в живот, а в руку? Или в ногу? От этого вроде бы не умирают. Кажется, на ноге есть какая-то артерия, от разрыва которой можно быстро истечь кровью. Где она, артерия эта? Ладно, допустим, Снежана ударила Лёку осколком в ногу и ни в какую артерию не попала.

Что сделает Лёка, получив не смертельную, но глубокую рану? Побежит в больницу?

Ну, нормальный человек, конечно, так бы и сделал. Побежал бы в больницу и сказал бы… М-м-м… Сказал бы… Сказал бы, что просто порезался. В больнице, конечно, могли бы и не поверить. Ну а если бы поверили? Тогда что? А тогда они наложили бы пару швов, повязку и отпустили больного домой. Какая от этого выгода Снежане? Да никакой.

К тому же Лёка не нормальный человек. Она решилась на похищение, зная, что оно неминуемо закончится для нее тюрьмой. Этакая может в больницу и не пойти! Разве что ударить ее так, чтобы рана была очень серьезной, почти смертельной? Чтобы не лечь в больницу было просто нельзя? Тогда Лёка будет вынуждена освободить Снежану! Весь ее замысел с треском провалится, если Снежана умрет, пока Лёку будут лечить!

Вот только куда всадить осколок? Куда? Снежана не знала. Специалистом по анатомии она не была.

Кстати, а если от боли эта полоумная тронется окончательно? Совсем слетит с катушек и изрубит Снежану топором?! А что, может быть! Кто знает, что творится в этой больной голове!

М-да… Ситуация! Страшно. Но ведь на свободу хочется-то!

А если… Если ранить осколком себя? Ранить так, чтобы Лёка вынуждена была отпустить ее, Снежану, в больницу?

Что ж, план хороший. Только все равно надо прикинуть – куда целить-то?

Снежана для пробы боязливо кольнула себя острым концом осколка в подушечку пальца.

Ай! Больно-то как!

Она принялась дуть на уколотый палец. И как это у японских самураев хватало духу вспороть себе ножом живот? Ужас-то какой!

Нет, она, Снежана Преображенская, явно не самурай. Но как же свобода-то, а?

Так куда же бить?! Больше, чем на один удар, ее, конечно, не хватит. Если рана будет пустяковой, то Лёка просто перевяжет ее, и все. Еще, может, и по щекам надает. Снежана вспомнила пощечину, которой Лёка наградила ее, отведав душ из мочи. Хорошая такая была пощечина, увесистая…

А если рассечь вену – сумеет ли Лёка остановить кровь, хотя бы пока скорая будет ехать? Может быть, и не сможет. Кто ее знает, какая она там медсестра! И будет тогда не свобода, а могила с крестом.

Так куда бить-то, а?

– Положи!

Лёка стояла у двери, сильнее обычного наклонив голову к плечу. Она держалась за правый бок. Лицо ее было совсем серым. Вокруг поясницы был намотан толстый шерстяной платок.

Снежана вздрогнула, посмотрела на Лёку, потом перевела взгляд на кусок стекла, который держала в руках.

Лёка подошла к ней, протянула левую руку.

– Давай!

– Это зачем? – спросила Снежана, показывая свободной рукой на платок.

Она специально оттягивала момент, когда ей нужно будет на что-то решиться.

– Ерунда, – сказала Лёка. – Почки болят. Стекляшку давай!

Снежана медлила.

Лёка стояла совсем рядом и даже не собиралась защищаться. По сути, в этот миг Снежана могла сделать все что угодно. Она могла ударить Лёку осколком в живот, могла полоснуть по протянутой руке, могла воткнуть осколок ей в ногу. Наконец, она могла направить осколок в себя и нанести любую рану.

Но для того, чтобы сделать хоть что-то, нужна была смелость, решимость идти до конца. Нужно было рискнуть и быть готовой к возмездию в случае провала. Нужно было сжечь за собой мосты, зная, что выбор простой – победа или тьма кромешная.

Такой решимостью Снежана не обладала.

Да пропади все пропадом! В конце концов, ее ищут! И, быть может, освободят уже завтра без всяких финтов!

Она вновь задрожала, затем размахнулась и швырнула осколок в дальний угол комнаты.

– На, подавись!

Не говоря ни слова, Лёка вышла из комнаты. Вскоре она вернулась с веником, совком и пустым ведром и принялась невозмутимо убирать.

Снежана тихо плакала. Она чувствовала, что мятеж сжигает ее силы, а сейчас их совсем не осталось. Ее охватила страшная усталость, опустошение и отвращение к себе, как будто она голыми руками разгрузила вагон с гнилой капустой.