— Так я и прикинул. Если бы я ошибся, все вышло бы слишком легко. Кто появится на премьере? Каола, или кто — то из ее людей?
— Это важно?
— Не то чтобы. Просто если не она, придется мне выкинуть весь план и начать заново.
Он исхитрился слегка фыркнуть, но это потребовало усилий. Зря я взялся проявлять чувство юмора.
— Она там будет, — сказал он. — Она хочет смотреть тебе в лицо, когда тебя сцапают.
— Ты уверен?
— Честно говоря — нет. Это потребовало бы поверить персоне, каковой у меня нет причин верить.
— Тогда…
— Но я ей все равно верю.
Я кивнул.
— Ну а я верю тебе.
— Так как все это будет разыграно?
— Что ж, начнется все с третьего акта, четвертая сцена…
Я прошел с ним по всему плану. И когда закончил, он кивнул.
— Да, должно сработать. По крайней мере, это самый лучший наш шанс.
— Второй лучший.
— Хм? А. Нет, Влад, продавать тебя я не стану. Не сейчас.
— Знаю.
— Еще что — нибудь?
— У меня с наличностью стало туговато. У тебя с собой двадцатка найдется?
Крейгар запустил лапу в кошелек и передал мне горсть монет — там, пожалуй, и побольше получилось.
— Еще что?
— Думаю, пока все.
— Тогда до встречи послезавтра.
После этого я устроился в одной из гардеробных, намереваясь скоротать время за книгой, но едва успел найти нужную страницу, как ощутил, что кто — то пытается мысленно дотянуться до меня. Я это дозволил.
«Талтош. Что за игру вы затеяли?»
«Ваше величество?»
«Мне только что представили петицию, подписанную всеми юстициариями, согласно которой следует запретить пьесу. И, о чудо, по чистой случайности это та самая пьеса, каковую мой верный и преданный подданный, граф Сурке, также известный как Владимир Талтош, убедил меня удостоить своим посещением в день премьеры. Как интересно.»
«Эммм…»
«Да?»
«Вам кое — что нужно узнать, ваше величество.»
«Полагаю, что так, да.»
«Это не пьеса, а мюзикл.»
«Влад!»
«О, прошу прощения.»
«Я хочу знать, что происходит.»
«Я здесь прячусь. От Левой Руки.»
«Почему из всех возможных мест вы выбрали… о. Конечно. Очень умно.»
«Идея была не моя.»
«Нет, ваша идея — пригласить меня на премьеру, чтобы помешать запрету пьесы, и неважно, какие это повлечет для меня осложнения с юстициариями, не говоря уже о Доме Лиорна.»
«А еще наш адвокат намеревается оспорить, э, что — то там в суде насчет важности постановки для Империи, а раз вы сами ее увидите, это поможет нам с делом. Мы так надеялись.»
«А. Упирая на общественное благо. Хорошо. Это поможет. Но не говорите мне, что иных причин нет.»
«Есть, но о них вы не желаете знать.»
Я ощутил ее замешательство, затем:
«Хорошо. Я вам доверюсь. Пожалуйста, не заставляйте меня пожалеть об этом выборе.»
«Предприму все усилия, ваше величество.»
И она исчезла из моего сознания, и теперь, если все пойдет не так, императрица будет на меня по — настоящему зла. И как я только ухитряюсь попадать во все более глубокие… дыры.
Ответа на этот вопрос так вот сразу не нашлось, и я взялся за книгу.
«Арест театральной труппы породил реакцию совершенно иной природы и степени накала, нежели все, что имело место ранее. Именно в это время прозвучало слово «тиран» — сперва шепотом, потом в полный голос, а потом его стали выкрикивать.
Нельзя сказать, что брожения были повсеместными, ничуть; многие влиятельные журналисты продолжали защищать Империю с любыми подходящими делу подтекстами, но чаще всего — поднимая слухи, которые использовались для очернения Плотке. Насколько это было рационально, если речь шла об обоснованности ареста всей театральной труппы, в накале происходящего не казалось существенным.
В Доме Иорича по сей день являются предметом обсуждений и споров различные обвинительные акты, которые были тогда утверждены или отклонены.
Письменная жалоба от имени Дома Ястреба, сформулированная адвокатом Сескитрой, многими считается одним из эпистолярных шедевров Четырнадцатого Цикла, не меньшим, чем речь тиассы — леди Летни на ту же тему, произнесенная на Честном рынке. Однако вопросы юриспруденции остаются в русле сугубой науки, а в то время Сескитру оставили без внимания, а Летни арестовали.
По большей части актеры и техперсонал шли в рамках общего процесса с общим же приговором: штраф и клеймение, после чего их освободили. Ключевой процесс, однако, состоялся над самой Кринистой. Дювани, разумеется, был ведущим адвокатом. И пока он сосредоточился на легальных аспектах защиты, его команда практически в открытую пыталась повлиять на общественное мнение, особенно стараясь убедить те благородные Дома, что пребывали у вершины Цикла, в надежде пошатнуть позицию его величества.
Это им не удалось, и Криниста была признана виновной в подстрекательстве к государственной измене в девятый день месяца Ястреба на 111‑м году правления Валенды. Два дня спустя ее казнили на Звезде в крыле Иорича. Также император наконец подписал приказ насчет Нестрона из Плоткарсы, назначив казнь через шесть дней…»
Я отложил книгу и задумался над вариантом, когда арестовывают всю труппу, в которую я в некотором смысле влился. Вряд ли то, что я делаю, могло возыметь подобный результат, однако, знаете ли, всякое бывает.