Лёшка

— У всех комсомольцы как комсомольцы, — сказала она, — а у меня, извини, какие-то ненормальные…

Плотников слушал не перебивая, и Зина, кивнув на меня, продолжала:

— Он против замков. А у нас, извини, всюду замки…

— Даже на аптечке, — подсказал я.

— Да! — приняла мой вызов Зина. — И не только… Еще на пожарном щите с огнетушителем. И на витринах с муляжами: тортами, халами, сдобами… И на пирамиде с кубками… А как же? Сними попробуй!.. Снять замки, все равно, что… — Зина задумалась, подыскивая образ, а он сам вылез ей на глаза — рябина под окном, которой лакомились налетевшие неведомо откуда снегири. — Вот все равно что пустить снегирей на рябину. Сразу все растащат. А он, — косой взгляд в мою сторону, — он против замков, как против врагов: «Замки — это непедагогично!» — Зина очень похоже передразнила меня, и я улыбнулся, отчего она совсем взвилась. — Он еще смеется! А растаскивать казенное педагогично?

— Кто еще так думает? — спросил Плотников.

— Как «так»? — опешила Зина.

— Ну, что с замками педагогичней, чем без замков? — подсек Плотников.

Зина не растерялась.

— Может, без замков и педагогичней, — сказала она, — только, кто потом деньги платить будет?

— Деньги!.. — Плотников, как петух, похлопал себя по бокам, нащупал сигареты, но, достав, посмотрел на меня и не закурил. — Да, деньги счет любят. Но не в деньгах дело, а в чести. Вот я знаю, у нас на одном заводе — бригада. Деньги получат на всех, а потом — каждый себе. Сколько положено, столько и берет. Без кассира. А кинотеатры без контролеров?.. А автобусы, трамваи и троллейбусы без кондукторов, книжные магазины в цехах без продавцов?.. А ты все училище под замок. Мол, нет никому доверия. Как же ты его, — он кивнул на меня, — без доверия воспитаешь? Боишься, растащат? Ну кое-кто и унесет кое-что. Зато другим наука: куда смотрели? Да и сколько унесут!.. Когда трамвай без кондуктора пускали, тоже опасения были: заяц казну разорит. Не разорил! Сам на убыль пошел.

— Я что! — отступила Зина. — Я только вот что! — и она выставила мизинец.

Но Плотников не принял Зининого самоуничижения. Заломил у нее мизинец и вместо него оттопырил большой палец.

— Ты вот что! — сказал он. — Не сама по себе, конечно, а во главе масс. А массы все могут! В том числе и без замков честно жить… «Человек и замок…» — Он задумался. — А что? Чем не тема для комсомольского собрания о доверии. — И ко мне: — Ты не против?

— Я за! — сказал я.

— Ну вот, — сказал Плотников, — массы одобряют. Выноси на комитет, Зина, утверждай повестку — и по боку замки всех калибров…

— У меня еще… — встрял я.

— У него еще! — Зина умоляюще посмотрела на Плотникова. — Вы слышите, Николай Иванович, у него еще!!!

— Просто Коля, — поправил Плотников и доверительно ей и мне: — А то как услышу свое отчество, так чувствую, прет из меня борода и тут же седеет. Отчество — это для поживших. Как уважение к годам и заслугам. А нам имя. Как пароль дружбы, а? Оно нас и роднит и сближает. — И к Зине: — Может, выслушаешь его?

— У меня кандидатуры. Для награждения за ночную вахту…

— Давай! — оживилась Зина. — Кого выдвигаешь?

— Галеев, Плющ и Догадкин, — сказал я.

Зина растерялась. Она от меня же знала что «троица» была далеко не святой: один пивом промышлял, другой — телефонными трубками, третий — пластинками, — и вдруг им, как лучшим, премии!.. А что те скажут, что ни пивом, ни телефонными трубками, ни пластинками не промышляли, а в ночном десанте не хуже кануриков действовали? А то скажут, если узнают, что плюс на плюс дает плюс, а плюс на минус дает минус. И нечего канурикам со своим минусом по поведению лезть за премиями, хотя по труду они и тянут на плюс.

— Плюс на минус дает минус, — сказала Зина, и я вздрогнул, пораженный тем, что угадал ход ее мысли.

Плотников о кануриках тоже знал. Даже больше, чем Зина. Я, рассказывая ему про них, и про кубки не утаил. Интересно, чью сторону он возьмет, мою или Зинину?

Он повел издалека.

— А что, — сказал он, — если с десанта в них новый человек начался, а? Ну допустим!.. Тогда зачем же ему, этому новому человеку, старый хвост пришивать? Человек начался… Это же точка отсчета! Вот с нее и начните новый счет плюсов и минусов. Плюсы у них есть — ночной десант, а минусы?

— Минусов нет, — сказал я.

— Тогда выдвигайте, — сказал Плотников.

— Записываю, — сказала Зина и пригрозила: — Отвечаешь!

Я улыбался. Моя взяла!

* * *

Первой, как в сказке, растаяла Снегурочка. Она была самой хрупкой из всех, и, когда март — женский месяц с мужским именем — по-матерински решил обогреть ее, она не снесла теплых объятий и растаяла. Потом, рыхлая, вся почернев, скапутилась, рухнув в лужу, Снежная Баба. Дольше других, нахлобучив на макушку детское ведерышко и обувшись в заправдашние валенки, держался Дед Мороз. Но и он — последняя из наших снежных скульптур — в конце концов окочурился, и наш училищный двор, залитый полой водой, опустел, как море, в котором вдруг потонули все парусники.