Липкие люди

– Пожилому человеку сложно без поддержки. Ничего странного не вижу. – безучастно сказал Эдуард. Тут он понял: к чему ведёт вся эта светская беседа и старался делать всё возможное, чтобы в будущем старая балерина и её подруга не обременяли их фонд своими просьбами.

– Ну как же можно быть таким доверчивым! – старушка явно обиделась, так как ожидала другой реплики. – Я уж и с Сергей Сергеевичем всё обсудила. Нужно помочь великой артистке!

– А чем мы можем помочь? – Эдуард излишне театрально развёл руками. – Фонд предназначен для поддержки совсем уж малоимущих деятелей культуры и искусства. Но на нищую Малинина мало тянет, уж извините за прямоту. Плюс у неё, насколько мне известно: и дети, и внуки и даже правнуки есть.

– Вот именно, что есть! Но перед нами – картинная семья. Всё на показ. А за ширмой – безразличие, введённое в Абсолют с обоих сторон. Я дружу с Малининой более 60 лет. И, хоть я безмерно уважаю её и отдаю дань её гениальности, в скотском отношении к ней своих близких она виновата сама. Она всегда выбирала сцену. Причём пустую сцену: без детей и внуков. На этой сцене лишь одна прима – сама великая Малинина! Ну, чего-то я увлеклась. На мой взгляд: с ней последние полгода твориться нечто страшное.

– Ну а как вы видите помощь фонда? – Эдуард даже не побоялся собственной равнодушной интонации.

Тут он решил сбросить опостылевшую маску благодетеля, потому не стеснялся говорить всё, как есть. Ведь лишнего рта, пусть это хоть и рот «народной СССР», их фонд уже не потянет. Не говоря уже о том, что персона великой мировой примы балета – не вязалась с самой сутью деятельности их организации.

Одно дело – взять же под опеку одинокого, пожилого и нищего пенсионера. Но совсем иной коленкор – носить авоську с продуктами той, о чьих капризах и вздорном характере по Москве ходили легенды. Не добавлял оптимизма и тот факт, что у балерины живы близкие родственники. Не перепишешь же ради неё устав фонда и не попросишь сильных мира сего выделить отдельный счёт для великой примы?

Их фонду выделялись реально крохи: несколько тысяч долларов в месяц. Такого «бюджета» с трудом хватало на недорогие лекарства, оплату нескольких сиделок, скромный продуктовый набор. Но даже такой патронаж оказался востребованным. Попасть под опеку фонда – являлось счастьем и спасением жизни для многих стариков. Вот прямо в буквальном смысле: спасением жизни! А тут бац… прима! По меркам даже сегодняшнего дня – миллионерша. Да ещё и с премьерскими запросами, причудами и апломбом. Она не оценит пачки кефира и аспирин. Она сочтёт такой «набор» за оскорбление. И как ей объяснить, что денег на большее физически нет?

– Я понимаю, о чём вы думаете! – вдруг голос старушки-призрака зазвучал очень проникновенно. – Давайте начистоту. У вас фонд для малоимущих и одиноких. Малинина ну никак не подходит вам по определению. Здесь вы правы! Но ваш фонд – единственная и уважаемая организация на постсоветском пространстве, которая заботится об известных пожилых людях. Мы, друзья Малининой, готовы перечислять деньги в фонд, чтобы вы или ваши сотрудники хотя бы её навещали.

– Да не в деньгах же дело! – на удивление искренне возразил Эдуард. – У нас и рук-то свободных нет. Да и на каком основании мы придём к Малининой в дом?

– Вот вы правильный термин подобрали: «основание»! – старушка оживились так, будто ждала именно этого слова. – Вы, как фонд, то есть как незаинтересованные лично, люди, можете просто навещать Малинину. Нам важно понять: что задумали эти две домработницы? Получает ли Малинина лечение? Например, недавно она отказалась от плановой операции. А месяц назад заграницей на аукционе всплыли картины из её коллекции. По документам всё чисто: вроде как Малинина сама всё продаёт. Но она никогда, понимаете: ни-ког-да не пошла бы на продажу этих картин! Я это точно знаю. У нас есть опасение, что её не только обворовывают, но существует прямая угроза её жизни.

– А вы, сами…? – Кира хотела было напрямую спросить: почему руками их фонда планируется сделать всю грязную шпионскую работу и зачем в принципе такая конспирация.

– Правильный вопрос… – старушка грустно покачала головой. На лице призрака появились слёзы. – Извините меня, не могу сдержать эмоций… Много месяцев длится этот ад вокруг Малининой и я места себе не нахожу. Нас, настоящих и неравнодушных друзей, коллег и учеников – около 20 человек. И никого из нас эти непонятные сиделки с самого первого дня своей работы не подпускают к Малининой. Вот поверьте: вообще не подпускают! По телефону нам звонить бесполезно: на все звонки одна реплика: «Что передать?». На улицу Малинина не выходит. В квартиру нас не пускают.

– Прям вообще не пускают? – удивился Эдуард.