Лирика

Печаль. И хмурый дождь чернеет на песке.

И тайным вензелем на гробовой доске

Чернеет знак его последней встречи.

Слепое сердце, обреченное тоске,

Не примирится с немотою прозы.

И боль его алеющею розой

На утомленном расцветет виске.

Чужой любви пролившиеся слезы

Омоют сердца стынущий комок.

И он уйдет с рассветом на восток,

Влача, как саван, за собою грезы.

Задумчивый творец потусторонних строк

Почит навек в сыреющем овраге,

Угасший взор уставя в потолок

Небес, где смерть свои полощет стяги.

Реквием

«Жил-был у бабушки серенький козлик..».

Ах, козлик юный! серый, заводной!

Он жил у бабушки. Он был ее звездой.

Утехой долгих дней в извечной круговерти

Забот, присущих тем, кто причастился смерти

И жизнь свою влачит под тяжкий скрип колес,

Как груз былых грехов, возложенных на воз

Несбывшихся надежд, молитв и покаяний,

Чтоб сжечь их на костре бесплодных ожиданий.

И вот вам сЕрдца два, стучащие в глуши

Забытых хуторов. И вот вам - две души...

Да, вот вам две души, а между ними где-то,

Как тоненькая нить из солнечного света,

Протянута любовь. Бессильны времена

Над таинством ее. И только смерть одна

Готова совершить слепое преступленье.

Подписан приговор. И нет уже спасенья.

И начат путь его, и зажжена свеча,

И рок, достав топор, готов рубить с плеча...

Козленок! Что же ты? Зачем ты так беспечен?!

Твой путь к лесной тропе в глазах волков отсвечен...

И в шорохе листвы не слышно мягких лап.

А ангел, что тебя всегда хранил, - ослаб.

Он в сонной тишине ночного сеновала

Перебирает сны, как четки из коралла...

Прощайте навсегда: капуста, огород,

Колодец, сеновал, околица и кот!

Ах глупый! Что же ты преодолел желанье

Нещадно избодать порыв непослушанья?!

В наивности своей покинул отчий дом;

И вот - уж никогда тебе не стать козлом...

Не к славе привела тебя тропа лесная.

Ликует волчий вой, и тишина ночная

Опустит на лицо из облаков вуаль,

И тихим ветерком прошепчет небо: "Жаль..."

И там, где у ручья тропинка повернула,

Там жизнь оборвалась. Душа его сверкнула

Звездой, упавшей в ночь с задумчивых небес;

Его последний вздох навек сокроет лес...

Где папоротник спит под хмурою луною,

Где стелется туман невзрачной пеленою,

Где слышен шепоток кокетливых ракит, -

Там звуком тишины стал стук его копыт.

И у корней ольхи - лишь пара острых рожек -

Приют для муравьев и храм сороконожек.

Сегодня весь день...

Сегодня весь день

гроза прибивала к земле

одинокую душу,

душу мою, в которой смешались море и суша.

Душа моя билась

в холодных сетях ливня

как рыба,

холодная скользкая рыба,

пуча глаза и беспомощно открывая рот.

Душа моя билась

в холодных сетях ливня

как птица,

как бедная слабая птица,

в когтях у играющего с ней кота.

Душа моя просто

промокла насквозь

и просила

просила тебя запустить погреться,

но у тебя не нашлось для нее сухих носков и огня...

Сегодня весь день

гроза прибивала к земле

одинокую душу,

душу мою, в которой смешались небо и лужи.

Страж пустоты

Меня утомила

остоянная мука выбора

между красивым и нужным,

между смехом Арлекино

и тоской Гамлета,

между чувством и словом,

между вчера и сегодня.

На ступенях эскалатора вечности,

ползущего в никуда,

лечь,

подстелив

завтрашнюю газету,

свернуться калачиком

и уснуть...

Я рыцарь времени,

я пилигрим надежды,

я страж пустоты.

Я сплю у вас под ногами.

Не наступите.

Ты уйдешь...

Ты уйдешь... Во сне мгновенье - вечность.

Серебро - как пепел в полумраке...

Меж бровей свои рисует знаки

Прошлых дней святая скоротечность

Ты уйдешь. Нет жертвы - нет пощады.

У печали алые ресницы...

В небесах полет бескрылой птицы.

Под балконом звуки серенады.

Ты уйдешь. Чернеют георгины.

Спит скрипач, навек забыв мажоры.

На окне - задернутые шторы.

На стене - забытые картины.

Ты уйдешь. Подхватит ветер слово.

Оплывет свечою ожидание.

Ни к чему бессильное молчание.

Ночь темна. Все новое - не ново.

Черно-белое

Где-то, в далеком прошлом, а может быть — никогда,

В чужом непонятном небе мне высветилась звезда.

Мы встретились с Ней случайно в цепи неслучайных встреч -

В цепочке татуировок на черноте ее плеч.

Она была черной, дикой, зовущей - дрожью в руках.

Мы медленно пили мадеру, болтали о пустяках.

Она улыбалась бЕло, смешно подбирала слова;

Лениво светило солнце, и время ползло едва.

Потом опустился вечер на бухту Атан-ГурУ.

Мы плавали в океане, смывая с себя жару.

И не было больше в мире ни лет, ни людей, ни стран,

Ни жизни - мелкой монетой брошенной в океан.

И на глухом побережье, под музыку из огня

Черная дерзкая женщина целовала меня.

Мы были как свет и сумрак, как шахматная доска.

Звездою сгорала в сердце неведомая тоска.

Я помню (иль мне приснилось?), я помню (а мне б забыть!),

Я помню, как вдруг прервалась существования нить...

Где-то, у кромки берега, под тихий шорох волны,

Странная черная женщина нашептывала мне сны.

Этюд утопленника

В одуванчиках, диадемою обрамляющих бледный лоб,

Убаюканный, зацелованный предрассветною тишиной,

Созерцаю пятнисто-облачный бледно-синий небесный стяг,

К предрешенности отрешенности сделав самый последний шаг.

А текущая тихо-медленно, как расплавленное серебро,