Лирика

ГОРОД УГЛИЧ [4]

Борису Пильняку

Горяча заката киноварь,
Но сейчас я не о ней —
Я о лампе керосиновой,
Об уездной старине.

Пожилую, неприветную,

Закоптелую, в пыли,
Мне вчера подругу медную
Из чулана принесли.

За окном соборов зодчество,

Город в сумрак отступал.
Я над лампой в одиночестве
До рассвета горевал.

И в бреду вставала молодость:

Ночи, зори, петухи,
Фитиля крутое золото
На мои лилось стихи.

В керосиновом сиянии,

Молод, прыток и упрям,
Я навек бросался в плаванья
По развернутым морям.

Я по странам неисхоженным,

Я по тропикам гулял.
Над стихами невозможными
И смеялся и рыдал.

Помнишь, лампа, время зимнее

Ночь. Беспамятство снегов.
Девушке с глазами синими
Я нашептывал любовь.

При огне, огне прикрученном,

От избытка чувств и сил,
Я ее в потемках, мучая,
Упоительно любил.

Ты всему была свидетелем,

Но однажды, медный друг,
Догорела, не заметила,
Я уехал поутру…

Годы шли крутые, быстрые,

В грозах, в битвах, в маете.
Вся страна легла под выстрелы
Мылась кровью, а затем…

Но об этом долго сказывать.

Жизнь — эпический роман.
И в собранье хлама разного
Отнесли тебя в чулан.

Под портретом государевым,

Возле сваленных икон,
Отсияло твое зарево,
Схоронился медный звон.

И с тобою, незаметная,

Отцвела моя весна…
Керосиновая, медная,
Никому ты не нужна.

Нынче всюду электричество.

О бессонный друг ночей,
Я на память в Исторический
Передам тебя музей.

Под таким-то черным номером,

Керосиновая медь,
Обо всем былом, что померло,
Обо мне ты будешь петь.

Может, кто, задетый заживо,

Вспомнит дым далеких лет,
Как себя в ночах выхаживал
При твоем огне поэт.

Горяча заката киноварь,

Бредит город стариной
И во славе керосиновой
Потухает предо мной.

1928

РАЗДУМЬЕ [5]

Разгул ветров, безумство штормов
И штилевых затиший грусть —
Весь этот мир, живой, огромный,
Разучивал я наизусть.

Ходил по северным и южным,

И вот опять, как в прошлый год,
Ветрам Атлантики послушный,
Сажусь на дальний пароход.

Куда теперь? На юг иль север?

В какой еще водоворот?
Я вдоль и поперек измерил
Полглобуса земных широт.

То с Байроном под парусами

Свершал свой безотрадный круг;
Нас опалял восток ветрами
И обжигал песками юг.

То я с Рембо на люке трюма,

В беседе дружески простой,
Хмелея, пил из звездных рюмок
Ночей тропический настой…

О штевень гладясь, шли мальштремы,

А я, в раздумьях о земле,
Туманной жизни теоремы
Решал на шатком корабле.

Куда ж теперь? В какие воды?

Оставим этот пароход
Для юных и отменно бодрых,
Которым странствовать черед.

Полмира пройдено — довольно.

Полжизни прожито — пора,
Пора предать забаве школьной
Морской романтики тетрадь.

1929

САМУМ [6]