Лирика. Автобиографическая проза

Старик и сын-подросток шли куда-то, имея на двоих одного, да и то тщедушного, ослика, на котором по очереди облегчали себе тяжесть пути. Когда поехал родитель, а мальчик шел следом, встречные стали насмешливо говорить: «Вот дышащий на ладан и бесполезный старик, ублажая себя, губит красивого мальчугана». Слез старик и поднял упирающегося сына вместо себя на седло. Встречная толпа зароптала: «Вот ленивый и крепкий мальчишка, потакая своей испорченности, убивает дряхлого отца». Покраснев, тот заставляет отца подсесть к себе, и одно четвероногое везет обоих. Но громче ропот прохожих и негодование: малое-де животное задавлено двумя большими! Что делать? Одинаково расстроенные, оба сходят и на своих ногах поспешают за идущим налегке ослом. Однако насмешки жесточе и хохот наглей: двое-де ослов, желая поберечь третьего, не берегут себя. «Замечаешь, сын мой, — говорит тогда отец, — что не выходит сделать так, чтобы одобрили все? Давай вернемся к тому, что было у нас принято в самом начале, а они пускай продолжают болтать себе и браниться, как принято у них».

Больше ничего тебе не скажу, да и не надо; басня грубая, но действенная, — Всего доброго.

[1353]

XVIII 5. БРАТУ ГЕРАРДУ, КАРТЕЗИАНСКОМУ МОНАХУ, О ТОМ, ЧТО КНИГИ УЧЕНЫХ ЛЮДЕЙ ЧАСТО НЕИСПРАВНЕЕ, ЧЕМ У ПРОЧИХ

Посылаю тебе с этим письмом обещанную книгу «Исповедей» Августина. Ты, возможно, ожидаешь, что она будет совершенно исправна, раз моя, — настолько, знаю, ты уверен в моем превосходстве над толпой. Но это тебе нашептывает в уши любовь, способная убедить кого угодно в чем угодно; не думай так, брат, не обманывайся и не давай себя обманывать другим; если твоя любовь ко мне это тебе внушает, то она лжет; если кто другой, он меня не знает; если ты сам так считаешь, я мог бы тебе поверить, — если бы ты меня не любил! Как же тогда быть? В том, что касается меня, верь мне, ведь при всей любви к себе невежество свое я ненавижу и способен вынести себе приговор, держащийся золотой середины между ненавистью и любовью. Ждешь, какой приговор? Я — пока еще один из многих, хоть и неотступно стараюсь всеми силами стать одним из немногих; получится — хорошо, значит, я трудился не напрасно; в противном случае я поднимусь над уровнем толпы хотя бы мерой усилия и направлением воли. «И когда же, — спросишь, — ты обещаешь себе этого достичь, если до сих пор еще не достиг, при том что уже сейчас ты есть все то, чем смог быть?» Дорогой брат, не бывает возраста, негодного для искания мудрости и добродетели; когда их ни достигнешь, все не поздно, лишь бы достиг. Это обо мне.

Что скажу о других, кто учен не в благосклонном мнении пристрастных людей, а в глазах неподкупного судьи, — о редкой во все времена, а в наш век редчайшей породе людей? Нет, от них, конечно, тоже никогда не жди в совершенстве исправленных книг: они спешат к более великим и славным вещам. Архитектор не размешивает известь, а велит составить раствор; военачальник не оттачивает мечей, учитель кораблестроения не обтесывает мачту или весла, Апеллес не заготавливал себе доски, Поликлет — слоновую кость, Фидий — мрамор: дело рядового ума приготовить все на потребу благородного.

Так же и у нас: одни отглаживают пергамент, другие переписывают книги, третьи их исправляют, четвертые, употреблю простонародное слово, освещают, пятые переплетают и украшают внешнюю оболочку, — избранные умы устремляются выше, проносясь над всем низменным. Представь себе, как поля богачей, так книги ученых людей менее ухожены, чем у прочих: изобилие порождает беззаботность, от беззаботности благодушие, от благодушия бездеятельность. Так больные подагрой, боясь малейших спотыканий или помня о них, очищают дорожки, по которым часто ходят, от самых крошечных камешков, а для здоровых ног и острые булыжники нипочем; так хворые заставляют стеклом всякое окошечко, а здоровых ласкает и сырой воздух, и ледяное дыхание аквилона; так, наконец, простецы, которых часто приводит в долгое замешательство какой-нибудь слог или буква, из опасения подобных казусов тщательнейшим образом исправляют все, чем пренебрегают люди, доверяющие своему гению и порывающиеся к высшему. Вот что мне хотелось бы сказать обо всем этом вообще.