Лирика Древнего Рима

Следом же мчится за ней свора взбесившихся псов.

Сбудется так: мне знаки даны; за любовника — боги,

Грозно Венера отмстит тем, кто нарушил закон.

Ты же забудь поскорей шептанья корыстные сводни:

60 Верь, от обильных даров в сердце скудеет любовь.

Бедный любовник всегда исполнит твои приказанья,

Будет угадывать их, нежно привязан к тебе;

Бедный в огромной толпе поможет, как спутник надежный

Руку протянет тебе, мигом дорогу пробьет;

65 Бедный проводит тайком и к другим друзьям сокровенным,

С ног белоснежных твоих снимет сандалии сам…

Горе! Зачем я пою? От слов не откроются двери:

Надо стучаться рукой, полной монет золотых.

Ты, кто сейчас предпочтен, такой же судьбы опасайся:

70 Кружит Фортуна шутя легким своим колесом.

Кто-то ретивый не зря появляется вдруг на пороге,

Подстерегает ее и убегает, таясь,

Делает вид, будто мимо спешит, но снова подходит

И, одиноко бродя, кашляет возле дверей.

75 Знать не дано нам козней любви! Так что ж, пока можешь,

Пользуйся счастьем: твой челн гладью спокойной плывет.

VI

Вечно, желая завлечь, ты с улыбкою ласковой взглянешь,

И обернешься затем мрачным и злобным, Амур!

Что тебе в зверстве таком? И слава, скажи, велика ли,

Если начнет божество смертным силки расставлять?

5 Ждут уже сети меня: неверная Делия тайно

Нежит кого-то в тиши: только не знаю — кого.

С клятвой она отрицает обман, но трудно поверить:

Так ведь и нашу любовь прячет от мужа она.

Сам я, несчастный, ее научил, как искусней морочить

10 Стражу: увы мне! я стал жертвою козней своих.

Сам я предлог измышлял, чтоб спала в одиночестве вольном,

Тихо, подвинув засов, дверь отпирать научил,

Травы и соки носил, чтоб скорей синяки проходили —

Знаки взаимной любви, стиснутых страстью зубов…

15 Ты же, беспечный супруг подруги коварной, за мною

Тоже построже следи, грех отгоняй от нее.

Будь осторожен! Пусть долгих бесед не ведет с молодежью, —

Пусть не лежит, распустив платье на голой груди,

Пусть не дурачит тебя и, в вино обмакнувши свой пальчик,

20 Пусть не рисует тайком знаков она на столе.

Дом ли покинет — страшись, если даже стремится на праздник

Доброй Богини, куда доступ закрыт для мужчин.

Если доверишься мне, к алтарям прокрадусь я за нею:

Страха за очи свои я не изведаю там.[169]

25 Сколько я раз, под предлогом взглянуть на кольцо или жемчуг,

Помню, тебя не таясь, руку ее пожимал;

Сколько я раз тебя побеждал, вином усыпляя,

Сам же расчетливо пил, в чашу подбавив воды.

Но не со зла обижал я тебя: прости за признанье!

30 Так приказал мне Амур: встанешь ли против богов?

Я ведь тот самый и был (теперь уж не стыдно сознаться)

Гость, на кого до зари злилась собака твоя.

Глупым зачем молодая жена? Если клад драгоценный

Сам не умеешь хранить, то не поможет замок,

35 Держит в объятьях тебя, но, о ласках другого вздыхая,

Вдруг притворится она, будто болит голова.

Дай мне ее сторожить: не страшат меня злые побои,

Буду готов за нее цепи таскать на ногах.

Не подойдет уж тогда красавец с искусной прической,

40 В тоге, струящей вокруг складки свободной волной;

Всякий, кто встретится с ней, избегая дурных подозрений,

В сторону пусть отойдет или вдали обождет:

Так поступать сам бог повелел, и великая жрица

Так напророчила мне пеньем священных стихов.

45 Пляской Беллоны[170] она зажжена и в бреду не боится

Ни обагренных бичей, ни рокового огня;

Руки себе топором иссечет она в ярости буйной,

Но, невредима опять, кровью богиню кропит;

Тело пронзивши копьем, стоит с растерзанной грудью

50 И о грядущем поет вещей богини слова:

«Деву обидеть страшись, защищенную луком Амура,

Чтобы потом не скорбеть, грозный урок получив:

Только дотронься — и вмиг богатство умчится, как наша

Кровь из зияющих ран или как пепел в ветрах!»

55 Делия, знай, и тебе она карой какой-то грозила;

Но если грех ты свершишь, пусть облегчит ее бог!

Но не тебя я жалею, любя: золотою старушкой,

Матерью тронут твоей, я забываю свой гнев;

Вся трепеща, в потемках тебя ко мне она водит

60 И позволяет в тиши наши объятья сплетать;

Ждет неизменно всю ночь у дверей и, чуть в отдаленье

Шорох заслышит шагов, сразу меня узнает.

Долгие дни для меня проживи, старушка родная, —

Рад бы я к годам твоим годы прибавить свои!

65 Ради тебя твою дочь я буду любить бесконечно:

Как ни бедова она, кровь ее все же твоя.

Но научи ты ее быть скромною, хоть не стесняет

Лентой тугою — волос, длинною столою[171] — ног.

Я соглашусь на крутой договор: и если посмею

70 Славить другую, пускай очи мне вырвет она;

Если виновным сочтет, пусть тащит за волосы силой,

Спустит по улице вниз даже без всякой вины.

Бить я посмею ль тебя, о Делия? Если же ярость

Вдруг загорится в груди — да онемеет рука!

75 Но добродетельна будь не из страха — из верности сердца:

Пусть без меня твой порог наша любовь сторожит.

Та, что верна никому не была, — старухой убогой

Тянет крученую нить слабой дрожащей рукой,

Прочное ткет полотно, уток вплетая в основу,

80 Силится пряжу чесать из белоснежной волны.

Ей говорит молодежь, окружая веселой ватагой,

Что по заслугам она в старости терпит беду;

Ей и Венера грозит, с высоты взирая Олимпа,

Немилосердна к слезам женщин, неверных в любви