Лирика смутных времен: не о любви (СИ)

Она была так хороша, так нежна, но вот те на: она была чужая чья-то жена, осуждена, больна, безумна, обречена, как вся страна, в которой долго назревала война, и вот она. А он был для нее слишком плох: дурак и лох, и как он там растил двоих своих крох, то знает Бог, а как он сам еще выживал, никто не знал. Он не был добр, его звериный оскал все выдавал. Сто лет назад еще супруга была, вон родила, намучалась, потом другого нашла и с ним ушла. А он остался в коммуналке один среди картин, обоев рваных, ярких витрин, где магазин, в котором его знал продавец, тот сам отец, уже полгода безутешный вдовец, врачи сказали, что не жилец, и он старается приблизить конец, за стопейсят бутылка и огурец, он молодец. Настало время возвращаться к любви. Ну познакомились неважно как, и..... Герой, короче, все, что надо, узнал, ее послал. Купил бутылку и пошел на войну, зачем-то нужно брать чужую страну, ее отправил к мужу, тот оставил одну за всю вину. Приняв вину, вино, купив молока в том магазине у того мужика, она уплыла далеко в облака, сказав пока. И растворился в придорожной пыли весь этот сон о погибшей любви. Но суть-то в том, что у священной земли есть корабли, права Диана, но, плыви-не плыви, ты все равно окажешься на мели, и нет пути из той священной земли, и нет альтернативной любви, да и не надо, потому и не рви. Тонко.

***

Сначала - звук, никак иначе,

Без звука нет ничего нового,

Но звук один немного значит,

И после звука было слово,

Потом слова сложились в строчки,

Добавлен перечень имен...

В конце всего - большая точка,

И этот мир был сочинен,

Потом прекрасно зарифмован,

Прошел через цензуру с боем,

И после был опубликован

На первой полосе Плейбоя,

Среди красоток безупречных

И в безупречных туалетах.

Плейбой потребен, статус вечен,

Перефразируя поэта.

Мы этот вечный стих читаем

На протяжении всей жизни,

И вдруг случайно замечаем,

Что в этой строчке нету рифмы.

Одна, всего одна оплошность,

Цензуры ль требованье это,

Бессмысленной, жестокой, пошлой,

Висящей вечно над Поэтом?..

Мы это не сейчас узнали,

И это стало нам судьбою:

Забыли, не зарифмовали

В соседних строчках нас с тобою,

И вот висим вдвоем в пространстве

И портим общую картину.

Нас удалят за хулиганство,

Таких хороших и невинных.

И как бы мы не обижались,

Уже нет смысла обижаться.

Мы сами не зарифмовались.

Сейчас 14.17,

На улице, наверно, снежно,

Лежу, болею, не уверен,

И радуюсь, что все же реже,

Чем раньше, я теперь болею.

***

Все стало как-то не совсем,

Все стала как-то не вполне.

В слегка морозец, в минус семь,

Слегка учавствуем в войне,

Чуть-чуть любовь, чуть-чуть тоска,

Изящный полуоборот,

Слегка репрессии, слегка

Согласен с ними мой народ.

Почти шагаем на убой,

Частично прячась от проблем,

И я боюсь, читатель мой,

Тот день, когда придет совсем.

Запрет

Он проснулся в 07:46,

Слушал радио в автомобиле,

Собирался заехать поесть...

И узнал, что его запретили.

Она ровно в двенадцать часов,

За столом прочитала в газете

Между мертвых картинок и слов

О своем абсолютном запрете.

Солнце встало, успев на рассвет,

Улыбнувшись двоим на балконе.

В это утро на солнце запрет

Был по пунктам прописан в законе.

Птицам петь перестали - нельзя,

Солнце скрылось, боясь наказанья,

В полный мрак погрузилась Земля,

В бесконечный запрет на сознанье,

На вопрос и на четкий ответ,

На правдивый ответ - пятикратно...

Но потом запретили запрет,

И Земля раскрутилась обратно.

Пес

Шелудивый драный пес

Сел, и словно в землю врос -

И сидит, и не шевелится.

А вокруг ревет зима,

А вдали шумит Лиман,

А в груди метет метелица.

Пес сидит, окаменев-

Жалок? Грозен, словно лев

В гробовом своем величии.

Он все понял и презрел,

Кроме снега - снег хоть бел,

И не изменил обличия.

Хлопьев рой под вьюжный вой

Гонит всех вокруг домой,

Только пса погнать не в силах он,

С псом ему не совладать,

Пес остался замерзать

Под снежинками красивыми.

***

Нечего, незачем, поздно,

Поезд в 07.46,

Демоны рвутся к звёздам,

Дети хотят есть.

В дыму от чужой сигареты,

Гнилой, как дитя порока,

Читаю символ альмеков,

Альмеки пришли с востока,

Утро срывает маски,

Утро само себя сделало,

Утро меняет краски

С белого на белое.

В шубе хлопочут моли

У разъяренной фурии,

Моли меняют роли,

Оборотясь гаргульями.

Утро плюется дымом,

Выхлопами, гудками.

Утро последнего Рима,

Царства всеобщего Хама.

Проносятся день, вечер,

Года, века, тысячелетия.

Некогда, незачем, нечего.

Нечего.

Памяти Бориса Немцова

Нас всех когда-нибудь убьют.

Хотя б сейчас признайте это.

В потоке лет, в пределах лета

Не вечен будет наш уют.

Шесть пуль нам душу разорвут:

Сомненье, страх, любовь, обида,

Желание пропасть из вида

И страх, что больше не найдут.

Мы все погибнем на мосту

Между мечтою и рутиной,

И труп зловонный в реку скинут,

И мы очнемся на лету,

И я в последний миг узрею:

Манящий ад реки Москвы,

И на мосту стоите вы

С каким-то тощим лицедеем,

Глядите молча на меня,

Глаза молчат, глаза безмолвны,

А дальше волны, волны, волны,

И ужас, что они хранят...

Нас всех когда-нибудь убьют.

Но нам ли быть с тобой в печали.

Раз мы и здесь-то выживали,

То там-то вообще... не тут.

И пули их, и толки их

Оставят то, что было важно:

Листок со строчками бумажный:

И этот стих, и прошлый стих...