Лис

В приемной давно не было ни Саши, ни Паши, которых сменили девушки Анжела и Леся. Но Анжелу, ректорского секретаря, посетители именовали Анжелой Сергеевной, а отчеством проректорской Леси не интересовался никто. Вызывает интерес и то обстоятельство, что в характере и даже голосе Анжелы начинали понемногу проявляться новые, прежде не замечаемые черты. Казалось, девушка научилась ставить лицо и тон в режим «заморозки», разговаривая ровно и отрешенно с недостаточно высокопоставленными посетителями. Сам ректор никогда не говорил подобным образом ни с кем. Можно было подумать, что весь горный холод властных вершин перешел от ректора к ректорской привратнице. С Тагертом Анжела говорила тем же размеренным голосом снежной королевы.

– Игорь Анисимович на совещании. Какой у вас вопрос?

Тагерт решил не обращать внимания на ледяной тон секретарши, но все же говорил несколько более многословно, чем обычно. Для чего, например, было рассказывать Анжеле, какие театры имеются в других институтах? На пламенную речь латиниста секретарша кивнула и велела зайти через три-четыре часа.

Пары Тагерта закончились, но он не решился спросить, можно ли зайти завтра или позвонить, и все время, впустую проведенное в университете, злился на себя за робость. Наконец, он снова оказался в крыле ректората. Прождать три часа только для того, чтобы получить рекомендацию зайти через неделю! Анжелы в приемной не было. Прекрасно. Тоскливо озираясь, Тагерт спросил у Леси, скоро ли появится ее коллега.

– Анжела срочно уехала домой. У собаки приступ, – коротко отвечала девушка.

– Приступ чего? – машинально спросил Тагерт.

– Этого… Слово забыла. А вы что хотели?

Пришлось рассказать, мол, приходил к Игорю Анисимовичу, Анжела велела зайти через три часа, узнать… Неожиданно Леся привстала, потянулась через стол и подняла трубку оливково-зеленого телефонного аппарата:

– Игорь Анисимович, к вам Сергей Генрихович Тагерт. Анжела сказала сейчас приходить.

Зеленая трубка что-то отвечала, Леся послушно кивала головой. Похоже, из кабинета поступали наставления для неопытной секретарши. Взгляд Леси прошивал строчки календаря, висевшего на противоположной стене. «Назначает дату прихода. Через месяц, глядишь, попаду, – угрюмо размышлял Сергей Генрихович. – К черту пьесу. К дьяволу репетиции. Сидите без театра!» Леся осторожно положила трубку на рычаг и сказала:

– Проходите.

– Куда проходите? – не понял Тагерт.

– К ректору, куда.

Тагерт, уже приготовившийся к унизительному многодневному ожиданию, ошарашенно шагнул к высокой двери и вошел в кабинет. Он не появлялся здесь несколько лет и видел Водовзводнова только раз, как ни странно, в метро: у того оказался в ремонте служебный автомобиль. Тогда Игорь Анисимович обрадовался Тагерту, вероятно, именно из-за места встречи. Выходило, что ректор одного из богатейших вузов страны ездит в метро, как простые граждане, и народ в лице Тагерта присутствует при этом. Но потом они долго не виделись. «Подальше от начальства, поближе к кухне», как говорит водитель Николай Андреич. После истории с увольнением не хотелось видеть ни Водовзводнова, ни Ошееву, ни Антонец, ни Рядчикова: начальству веры нет. И вот теперь Тагерт снова здесь – удивительно!

В кабинете ничего не переменилось: те же тяжелые шторы, тот же стол для совещаний в виде буквы «О», то же стадо телефонов на огромном письменном столе и малахитовые принадлежности для письма. Аромат дамских сигарет так же витал в дорогом воздухе. Но как переменился хозяин кабинета! Исхудавший, бледный, с сизыми мешками под глазами, Водовзводнов не без труда поднялся навстречу посетителю. Не происходи дело в ректорском кабинете, Тагерт едва ли сразу признал бы в этом человеке ректора. Тем не менее голос и ощущение мягкой власти остались прежними.

Слабо улыбаясь, Игорь Анисимович коротко сообщил, что недавно перенес небольшую операцию, но теперь неприятности позади (он не сказал «неприятности»: у таких людей неприятностей не бывает), спросил, как дела у Тагерта. Очевидно, предупреждая разговоры на тему болезни, Водовзводнов коротко, вероятно, не в первый раз, отвечал на все незаданные вопросы именно для того, чтобы их не задавали.

Поняв это, Тагерт сбивчиво, затем все более увлекаясь, заговорил об университетском театре. В нем боролись желание отвести взгляд от измученного лица ректора, дабы не смущать выздоравливающего, и понимание, что уклончивость взгляда бестактнее разглядывания. Водовзводнов слушал Тагерта с нескрываемым одобрением. Самодеятельность – вот чего многие годы недоставало университету: атавизм прежней заочности переводил вуз в какую-то пониженную категорию.

– Прекрасная идея, Сережа. Если вам удастся – а я в этом не сомневаюсь – наладить такую работу, жизнь университета изменится. Поддерживаю всесторонне.