«Станция “Пушкинская”», – торжественно, как показалось Тагерту, произнесла судьба. «Переход на станции “Тверская” и “Чеховская”». Лия Чеграш махнула рукой и упорхнула. Доценту стоило серьезных усилий не броситься за ней, не обернуться и посмотреть в окно. Ему было так весело, точно он идеально сделал что-то, требовавшее предельной точности, или обхитрил кого-то, кого обхитрить решительно невозможно. По дороге домой он едва не подпрыгивал от счастья.
Зачет по латыни Лия завалила. По истории и философии тоже. Зато на философии было весело. Юру Дружкова спросили, знает ли он женщин-философов. Дружков ответил: Спиноза. В кафе отмечали провал. Пошли на пересдачу. Она не волновалась: пересдавала половина группы. Но провалила и на этот раз. Не повезло с текстом. Из четырех она готовила один. Разумеется, попался другой. Тагерт всегда знает, что не следует спрашивать и спрашивает именно это.
– Что смешного? – раздраженно сказала она латинисту. – Что язык мертвый, и мы все из-за него умрем?
– Рад, что мы снова увидимся, – возражал Тагерт, не переставая улыбаясь.
Глумиться над людьми – вот чему ты рад. Так думала Лия Чеграш, в гневе несясь по коридору. На другой день методистка сказала: при трех незачетах до экзаменов не допустят. Это справедливо?
В одну из июньских пятниц Лия зашла в аудиторию на пятом этаже, где консультировал Тагерт. Консультация близилась к концу. Нет, тексты Лия не подготовила. Но если сейчас ее не допустят до экзаменов, вся сессия летит в тартарары. Она поздоровалась с преподавателем – «ой, как нам весело!» – и тихо села за последнюю парту. Сергей Генрихович, как обычно, превращал опрос в театральное представление. Сегодня ее раздражали и громогласный конферанс усача-латиниста, и угодливый, как казалось Лие, смех студентов.
– И сколько я буду к вам ходить и сдавать эти дурацкие фразы? – кокетливо тянула высокая, сильно накрашенная брюнетка.
– Пока смерть не разлучит нас.
Лия решила не давать воли чувствам и даже не смотреть в сторону Тагерта. Наконец, когда в аудитории оставалось человек пять, она подошла к столу. Не глядя в глаза доценту и стараясь говорить как можно тише, она сказала:
– Сергей Генрихович, меня не допускают к логике, если я не сдам сегодня латынь. И вообще ни к одному экзамену.
– «Не допускают к логике» – это забавно, – отвечал латинист по-прежнему громко, как бы приглашая остальных насладиться новой сценой.
– Ничего тут нет забавного. Слишком много долгов, говорят, придется либо отчисляться, либо терять курс. Порядки тут у вас…
– Уж так, Лия Германовна, вы учились.
Он думает, что назидательность может послужить уроком. Какая глупость! Тем не менее Лия снова сдержалась.
– У меня просьба. Сегодня я готова не очень. Поставьте мне зачет (она понизила голос почти до шепота). Клянусь через неделю подготовиться и сдать все, как положено.
Латинист перестал улыбаться, он затравленно посмотрел в окно мимо Лии.
– Лия Германовна. Большинство должников в вашей ситуации меня обманывали.
– Я не большинство. Кажется, это довольно заметно. – Она не смогла сдержать гнева.
– Большинство в этой ситуации утверждают, что они не большинство.
– Хорошо. Верните мне зачетку.
Лия чувствовала, как краснеет, и более всего оттого, что не хочет показать, насколько задета ее гордость. Тагерт пододвинул к себе зачетку и принялся заполнять строку: «Лат. яз., э/з, зачтено». Поставив размашистую подпись, протянул книжку Лие. Она поблагодарила, он кивнул и улыбнулся. Точнее, попытался. Он знал, что она не вернется. Все его мечты безумны, более того, неприличны. Возвращая зачетную книжку все еще красной студентке, он ухмылялся: «Бог ей судья, а ты глуп, как танцующая болонка».
Последняя встреча гитарного клуба «Три аккорда» имела все шансы провалиться. Учебный год окончен, сессия, считай, сдана, руководитель просил на сей раз обойтись без него. Иногородние студенты вот-вот должны разъехаться по своим городам и весям, кто будет петь и слушать? Ну а если хочется джема? Если соскучился по своим? Если еще раз перед каникулами посидеть в двадцать седьмой аудитории – с девчонками, с открытыми окнами, с чайком? Тогда все минусы глядят плюсами. Учебный год окончен, сессия сдана? Значит, надо это отпраздновать. Взрослых не будет – когда это кому мешало?
Валера Малютин, которого все звали Байярдом – руфер, зацепер, серфер, – развил бешеную деятельность: обзвонил всех гитаристов, договорился о ключе, расклеил объявления, купил на Кузнецком новые струны и пригласил Лешу Корзухина, который каким-то чудом оказался свободен. Корзухин не учился в универе, он вообще, кажется, нигде не учился, но он гений. Заполучить его на вечер – о таком и мечтать нельзя, но Валеру-Байярда подхватила волна, он ничего не боялся. Даже мысль, будто что-либо может не получиться, не приходила в его бедовую голову. За всеми хлопотами он не успел как следует порепетировать и даже составить список песен, которые будет петь.