Почему-то именно это нескрываемое раскладывание пасьянса подсказывало, что ректора нет на месте давно и появится он не скоро. Выходя из университета Тагерт столкнулся с Алевтиной Углановой. Они поздоровались, но не остановились для разговора.
Глава 27
Две тысячи седьмой
Когда это началось? Как получилось, что именно эта девочка – не лучшая и не худшая ученица – заняла все мысли, а мысли превратились в бурелом, весеннее болото, заповедник косматых предвестий? Лия, Лия, дух этого леса, манящее эхо, подружка-пастушка всех здешних зверей. Может, вести отсчет с того самого первого ее опоздания? С первой ее смешной обиды? Нет, скорее, с того укола грусти, почти безболезненного – только долго потом что-то поднывало, то ли медленно заживая, то ли пытаясь разболеться по-настоящему.
Чеграш сидела на задней парте со своей подружкой Маней Вольпиной. Вроде они и записывали, но и успевали о чем-то неслышно переговариваться, причем Лия изредка поглядывала на него – мол, не решишься ли ты нам помешать? Тагерт продолжал вещать про указательные местоимения, но тоже поглядывал – не перейдут ли подруги границы. И вдруг посреди тишины раздался смех – негромкий, нежный, но взахлеб – и тут же Тагерт увидел испуганный взгляд Вольпиной и Лию, закрывающую рот обеими руками. Какие же у нее были глаза!
– Хотел бы я так радоваться местоимению hic, haec, hoc[28]
, Чеграш, как вы, – сказал Тагерт укоризненно: ему было обидно, что Лия смеялась не его шутке.Девушка снова рассмеялась, теперь открыто. Глаза ее блестели такой силой жизни, какая не вместится и в тысячу глаз. Вот в этот самый момент Тагерт почувствовал легкий укол: почему подобная и даже именно эта девушка, почему эта радость жизни никогда не будет иметь с ним ничего общего? Почему его судьбу никогда не навестит такое счастье? Чувство мелькнуло (мгновенно, куда скорее, чем длится объяснение) и пропало. Но что-то с этих самых пор переменилось в воздухе. Тагерт ходил на пары, хлопотал о квартире, готовился к докладу, а пустяки и случайности понемногу сплетали маршруты, сны и судьбы двух ни о чем не подозревавших смертных.
С чего началось? На листочке с контрольной по латыни, написанной отличницей Сапожковой без единой ошибки, Тагерт нарисовал рядом с оценкой кривенький цветочек. Вроде звездочки у первоклашек. Сапожкова, хихикая, показывала цветочек подружкам. После семинара к столу подошла Лия Чеграш. На ней была черная кофточка, бусы из серебряных рыб, юбка-шотландка, а ногти покрашены черным лаком. От студентки сиротливо пахло табачным дымом.
– А почему у меня нет такого цветочка? – спросила она с искренней обидой, размахивая своей контрольной.
– Потому что вы плохо подготовились, да к тому же еще и курите.
– А если я брошу, вы мне нарисуете цветочек?
– Не забудьте и про контрольную.
– С вами невозможно ни о чем договориться!
С мокрым скрипом вылуплялись новые листья лип и ясеней. Яркое солнце, зябкий воздух, но молодые одевались так, словно давно началось настоящее лето. Начались эти загадочные встречи в метро. Тагерт уверен, что нарочно никто никого не поджидал: просто у любви, особенно призрачной, только готовящейся, подступающей, в запасе охапки совпадений.
И вот платформа на станции «Баррикадная». Тагерт идет туда, где останавливается второй вагон. Он всегда становится у второго вагона: отсюда потом ближе всего будет к переходу. Вдруг он замечает невдалеке знакомую фигуру. Лия Чеграш стоит метрах в сорока, внимательно разглядывая розоватый камень облицовки, и Тагерта не замечает. Что здесь особенного? Он тоже не сразу ее заметил. Приходит поезд, они садятся в разные вагоны. Но теперь всю дорогу латинист – ну и тип! – будет думать про Лию: на какой станции она выходит, какое выражение у нее на лице, видела ли она его.
Проходит несколько дней, они снова стоят на одной платформе: преподаватель у своего второго вагона, а студентка – метрах в тридцати. Теперь они поедут в соседних вагонах. Поезда в этот час набиты пассажирами, и Тагерт, оглядываясь, едва может рассмотреть верхний край двери, ведущей в соседний вагон. Где так близко, практически рядом, едет Лия. Поезд резко поворачивает, пассажиров мотает из стороны в сторону, Тагерт, спотыкаясь, тонко улыбается.
Начинается сессия. На подоконниках, на скамьях, прямо на полу в коридорах сидят, уткнувшись в учебник или конспект, студенты. К выходящим с зачета или экзамена подбегают самые неспокойные: сдал? как принимает? какой билет? какие дополнительные вопросы? Все иначе одеты, в том числе многие преподаватели. Спешка, тревога, отчаяние, торжество, маленькие хитрости, коварство, мольбы. Сессия – значит страсти.