– Друзья! У нас сегодня два больших праздника: Международный женский день и рождение художественной самодеятельности Государственного финансово-юридического университета. Мы мечтали об этом много лет. Огромное спасибо вам лично, Игорь Анисимович, ваши идеи и мечты ведут университет к новым победам!
Елена Викторовна сделала паузу, и зал понятливо отозвался овацией.
– Но главное: спасибо вам, наши талантливые студенты, – и тем, кто сейчас играл на сцене, и вам, сидящим в зале. Впереди у нас много интересного.
Ошеева придала голосу звонкой восклицательности, которая высекла фонтанчик новых аплодисментов. Победила команда юрфака, но хвалили и финансистов, снова поздравляли с праздником дорогих женщин. Наконец, зрители начали расходиться. Аля чувствовала, что опустошена, но у этой опустошенности был привкус заслуженной победы. Дальше открывалась дорога к новой жизни – к собственному театру, своим режиссерским постановкам, к новым знакомствам, чувствам, гастролям. Почти не разбирая веселого гомона кавээнщиков, она послушно следовала с ними в направлении кафе, где решили отпраздновать успех. Ей казалось, что вокруг сверкают не голоса товарищей, а огни ее счастливых звезд.
Глава 26
Две тысячи седьмой
Вся передовица и еще полторы полосы газеты «Наш университет» были посвящены КВНу. Газета поместила и поздравления от руководства, и отзывы зрителей, и интервью с Алевтиной Углановой. Через неделю после выхода номера Алю Угланову пригласили в ректорат. Елена Викторовна, освещенная лучом солнца, точно театральным прожектором, благосклонно, по-свойски, кивнула на стул: садись. Еще раз поздравив с успехом, прибавила: эта победа – только начало.
– Через два месяца еще один праздник, даже более важный, – сказала Ошеева, – День Победы. Хорошо бы устроить театральное приветствие для наших ветеранов. Тематический концерт «Священной памяти верны».
Алевтина опустила глаза, словно впервые увидела собственные сапожки, и некоторое время молчала. Затем подняла голову и тихо произнесла:
– Елена Викторовна, я бы хотела заняться, наконец, театром. Мы ведь договаривались…
– И занимайся, теперь все пути тебе открыты. Ректорат тебе полностью доверяет. А майское представление… Это же совсем не трудно, так?
Аля почувствовала себя загнанной в западню. Отказаться от Дня Победы – значит, перечеркнуть свои достижения и испортить отношения с руководством. Но заниматься одновременно театром и праздничными мероприятиями не получится. По крайней мере, не получится отдаваться театру целиком, а как еще можно посвятить себя сцене?
– Но ведь есть еще Сергей Генрихович, – возразила она. – Он тоже мог бы подключиться, разве нет?
На лице Ошеевой наметилась едва заметная улыбка. А может, Але показалось.
– Разумеется. Но ведь он и к КВНу мог бы подключиться, даже должен был. Почему же не подключился? Может, Сергею Генриховичу это не очень интересно? Может, он готов заниматься только элитарными постановками раз в год?
– Давайте с ним поговорим? Хотите, я…
Ошеева подняла руку, останавливая Алевтину.
– У нас появилась новая организация: Союз студентов ГФЮУ. Он координирует всю студенческую деятельность: конференции, газету, самодеятельность, спорт, да мало ли что еще. Не нужно отнимать у Союза День Победы. Это дело молодых. А Сергей Генрихович пускай свой мертвый язык преподает.
Был ясный вечер, когда не хочется уходить из-под открытого неба и любое помещение кажется душным, точно чулан. Тагерт направлялся от метро на вечерние пары, стараясь не ускорять шага: он вышел слишком рано и теперь тянул время, чтобы подольше оставаться на свежем чирикающем воздухе. Как всегда, поначалу встречалось больше посетителей, возвращающихся из зоопарка: родителей с детьми, школьников, парочек. Некоторые несли мотки розовой сахарной пряжи на палочке, другие то и дело макали пластмассовые кольца в гильзу с мыльной жидкостью и выдували гирлянды зыбких радужных шариков, лопающихся на лету. После поворота на Зоологическую улицу состав прохожих менялся: здесь преобладали студенты и преподаватели университета и редкие сотрудники института физики Земли, также примыкавшего к зоопарку.
Огибая бок искусственной скалы, отделявшей от улицы новую территорию зверинца, Тагерт увидел метрах в пятидесяти парочку, которая так же медленно, как и он, двигалась навстречу, вероятно, к метро. Он бы не обратил внимания на этих двоих, если бы не разница их роста, почти комическая. Что-то знакомое угадывалось в этой парочке, в задумчивой праздности их походки, в двух срифмованных портфелях, которые долговязый парень нес в одной руке.