Лис

Пьяный поп сидел за столом, по лицу его медленно и осторожно текли слезы. Он смахивал их, будто стеснялся, смотрел на свечку и рисовал линии от лужицы разлитой водки. Лис вошел сквозь дверь и остановился на пороге, оглядываясь. Потом, словно не замечая никого, прошелся по комнате, мурлыча себе что–то под нос. Человек молчал и с удивлением смотрел на гостя. Лис прохаживался, оглядывая стены, потом подошел к столу, уселся, положил голову на сложенные руки и искоса посмотрел на попа. Лукаво спросил:

— Что ж ты, братец, не крестишься, а?

Тот медленно перекрестился.

— Что, опять не помогает?

Поп перекрестился еще раз.

Они посидели, глядя друг на друга, потом Лис сказал:

— Ну что, моя теперь церковь?

— Как твоя?

Лис нетерпеливо покачался на стуле.

— Я жить там буду.

— В церкви нельзя жить, это храм Божий, — сказал и снова заплакал.

— Ну что ты прямо как маленький. Она ж еще красивее станет, на крыше деревца прорастут — березы, клены, осинки. В них птицы гнезда совьют, петь по утрам будут. Вокруг трава, цветы. А?

Но поп от этих утешений еще сильнее заплакал.

— А человек–то… человеку куда пойти? Где ему утешение искать?

— Выдумщики… — вдруг сказал Лис. — Все выдумали, самих себя выдумали, горе себе выдумали и утешение себе выдумали.

Лис налил водки себе и ему, чокнулся со стоящим стаканом и выпил. Закусил пером лука, сморщился довольный.

— Да полно тебе…

— Как же это, — приговаривал поп, — теперь все…

— Ну да, все, — с набитым ртом кивнул бес.

— Как же теперь жить дальше–то?

Лис потянулся за новым пером.

— Много ты, человек, знать хочешь. Живи. Дальше видно будет. — Лис пожевал лук, запил водкой.

— А ты давно здесь? — поп робко глянул на него.

Лис засмеялся, расплескал водку.

— Я тут всегда был, я местный.

— А я тебя раньше не видел.

— А я тебе раньше и показываться не хотел.

— А теперь?

— А теперь ты надрался, и все это тебе приснилось.

Люди вообще–то не могут видеть бесов, хотя те нередко бродят рядом с ними. Пакостят по мелочам, шутят или просто наблюдают. Пьяные их видят, потому что они вообще более восприимчивы к таким вещам, хотя иногда умудряются увидеть даже то, чего на самом деле нет, повергая этим бесов в некоторое удивление.

— Ты скоро уезжаешь?

— Завтра.

— Старший поп бумажку прислал?

Тот не ответил, слепо рисуя на столе линии.

— Выдумщики, — вдруг повторил Лис, — все выдумываете! А ведь нету вас! Нету!

— Как нету?

— И не было, и не будет! Вы все выдумали. Нету здесь вашему миру места! Вон отсюда!

Бес перевернул стол, плюнул на него, захохотал злобно и бросился в окно, не заметив стекла.

Лис понесся по полям, поднимая сонных зайцев и перепелок. Весь вымок. Остановился у заросших развалин старого кирпичного дома. Раньше здесь была деревня, потом все уехали или поумирали. В этом доме жили дольше других, но потом он тоже опустел, и на опушке леса остались стоять четыре полуразрушенные стены, давая приют змеям и жукам. Остался и заваленный погреб — большой и холодный каменный мешок со скользкими от сырости и плесени стенами. По темным камням подвала ползли белые корни, их было так много, что казалось, будто стена покрыта белым занавесом. Они, подобные бледным червям, доставали отсюда, из этой темноты и гнили, влагу, чтобы наверху все зеленело и цвело. Лис спал тут иногда, свернувшись калачиком на стылом полу. Вот и сейчас он проник внутрь, прошелся вдоль стен, низко стелясь по полу, потоптался на одном месте и улегся спать.

Разбудил его Мухомор — низенький, замшелый полулеший–полуоборотень. Сейчас он был похож на клубок шевелящихся жуков, но это только если глядеть прямо, в упор. Если же посмотреть на него мельком, не приглядываясь, то он походил на обычного лешачка, покрытого на щеках и веках нежным молодым мхом.

— Лис, — осторожно дотронулся он, — Ли–ис.

Лис замурлыкал сквозь сон и, просыпаясь, потянулся. Потом вдруг вскочил неожиданно, зашипел на Мухомора по–кошачьи. Тот кубарем откатился в угол и рассыпался там на тысячи жуков. Они разбежались в разные стороны, облепили все стены и замерли, испытующе глядя на Лиса. Лис захохотал, затем резко замолчал, сел посреди подвала. Жуки мокро блестели под лучом света, неизвестно как попадавшего сюда сверху.

— Что за дело, Мухомор?

На секунду в подвале застыла тишина, потом послышался стрекот легиона насекомых. Он становился все громче и громче, нарастал, колебался и наконец слился в слова.

— Поп повесился.

Лис не пошевелился.

— Записку оставил странную.

Лис молчал.

— «Это все неправда. Я есть. Это вас нет». Лис, а кого это нет?

Стрекот развалился и снова соединился в слова.

— Веревка оборвалась, у него кровь глоткой пошла. Утром соседи пришли, а его нет, убежал. Весь пол в кровище. Я похлебал было, да запеклась уже. Ушел.

— Ну–ну, — сказал Лис и тоже ушел.

Лис осторожно подкрался к кресту, лежавшему среди высокой травы, и задумчиво поглядел на него. Смахнул ползшую по перекладине гусеницу, повел заостренным ухом.

— Любить. Людей. И все, — задумчиво проговорил.