Лис "Удача"

Уловив шепоток в строю, дрессирующий их немец не стал долго пытать рыжего соседа, а ткнул пальцем в Лиса.

— AusderReihetreten! — повторил заклинание «фриц».

Александр вышел из строя. Развернулся и замер, глядя на разномастную, похожую на опереточных разбойников, шайку сотоварищей по нелегкому ремеслу изменника родине.

— Повторить, что я сказал? — грозно предложил фельдфебель Лису. Тот напрягся, и вдруг произнес, вовсе того не желая, как ему показалось заученные когда-то давным-давно слова из строевого устава.

«Командир взвода является помощником командира роты. Он должен знать имя, фамилию, должность, личные и семейные обстоятельства своих солдат во взводе. Он должен составить мнение о характере, о физическом и духовном состоянии каждого подчиненного, об их боевых качествах, отношение между собой внутри взвода, а также об их поведении в бою».

За каким псом немецкому воспитателю понадобилось пичкать ничего не понимающих русских выдержками из наставлений для немецких пехотинцев, Александр даже не задумывался. Скорее всего, ганс делал именно то, что привык делать, воспитывая своих солдат. Правда, им переводить слова устава в коряво звучащие русские фразы ему было не нужно.

Ответ обескуражил как самого Лиса, так и его воспитателя.

— Фамилия, звание? — рявкнул забывшийся воспитатель, обманутый произношением курсанта и точностью ответа. Ошалело глянул на строй и растерянно, вовсе не по уставу, закончил: — Отставить, вам не положено. Встать в строй.

Александр словно почувствовал, как немец сверлит взглядом его спину, обтянутую стареньким солдатским бушлатом.

Нужно сказать, что выданное обмундирование уже явно побывало в переделках, и скорее всего, было снято с погибших. Уж больно подозрительно выглядели заштопанные отверстия на спине, пересекающие ватник почти по диагонали. А если добавить к этому едва заметные бурые пятна с изнанки прожаренных и застиранных вещей, то и последние сомнения отпадали.

Александр встал в строй и задумчиво уставился в квадрат спины впередистоящего.

«Ох, блин, что это было? — и ответил сам себе: — Воспоминания — вот что это такое. И гарантированно — не мои. Откуда мне-то это все знать?»

Озарило его внезапно. И вызвало это именно созерцание складок потертой шинельки соседа.

«Одежда, — слово вползло из подсознания. — С чего началась вся история? С шапки, вернее, с горшка? А вот и нет. Началось мое путешествие с потертого армяка, снятого с музейного манекена. Чей армяк был напялен на каркас, обтянутый ватой? Какой эпохи? Вполне может, что Елизаветинской. А только потом уже последовал опереточный шлем».

«Та-ак. Идем далее, — он загнул палец. — Что потом? Темница, в которую сунули его гренадеры. И тут не обошлось без чужого тряпья. Жулика с красочным «погонялом» Каин.

А дальше покатилось: поповский наряд, одежда чиновника сыскного ведомства… И что в итоге? — он застыл, стараясь не спугнуть возникшую цепочку. — Возвращение пока за скобками, но вот перенос в это время. Вызывает вопросы. Если исходить из этого, то у меня должно быть что-то из этого времени», — зажмурился, пытаясь по секундам восстановить свой рывок к заветному артефакту. Вот он срывает его с подставки, пытаясь натянуть на голову. Застыли еще не успевшие понять происходящее милиционеры.

«Есть, — он чуть было не произнес это вслух. — На дне горшка был приделан подшлемник, — Александр сжал кулаки, так что, казалось, ногти проткнут кожу ладоней. — Вспомнил: Олигарх, похваляясь своей находкой, показал приспособленное для удобства примерки старое снаряжение, снятое со старой немецкой каски времен войны. Почему в голове этого новоявленного Морозова возникла идея приспособить кожаное переплетение ремней именно от «ганскаски», непонятно. Да какая разница, однако, это хоть какой-то намек.

Итак: во всех случаях присутствовала одежда. И не просто тряпки, вещи жившего в то или иное время и, скорее всего, внезапно погибшего человека. Ну и, наконец, его, Лиса страстно желание исчезнуть, сбежать или спрятаться. Говоря иначе: посыл.

Тогда становится понятно и происшествие на пожаре. Возврат произошел, когда возникла прямая угроза жизни».

Отложив этот факт, Александр продолжил рассуждать: «По всему выходит, что одев в этот момент такую вещь, он, словно сверхчувствительный приемник, притягивает естество бывших хозяев. И можно предположить, что в одном случае его естество легко справилось со вторым я, оставив лишь повторение событийного ряда, то сейчас, когда личность или, если сказать иначе, душа немца, еще не исчезла в некую дымку времени, она и дает о себе знать. В знании реалий, языка, да бог его знает чего еще…»

Он понемногу приходил в себя. В озарении не заметил, что истязания строевыми окончились, и они уже идут, невпопад подбирая ногу, по направлению к казарме. Попытался вернуть состояние и не смог. Осталось только слабое, зудящее, чувство недосказанности.

— Приготовиться к обеду, — скомандовал фельдфебель и распустил строй.

Александр брел в потоке спешащих в тепло сослуживцев.