Лиса. Личные хроники русской смуты

Переживших нервное потрясение женщин отпаивали водой, валерьянкой и нашедшимся у начальника отдела коньяком. Безрезультатно. Рабочий день был безнадёжно сорван, и всех отпустили по домам.

Выходившие из здания работницы проходили сквозь строй молоденьких, одетых в новенькие каски солдат. Солдаты были вооружены широкими пластиковыми щитами и дубинками. Экипированные подобным образом военные тогда ещё были в диковинку…

На следующий день, несмотря на набиравшие обороты тревожные события, все сотрудницы Азернефтепрома явились на работу. Даже те, кто почувствовал недомогание. На какое-то время людям показалось, что власть всерьёз взялась за наведение порядка. Отсиживаться в такое время по домам было стыдно.

Но власть, как всегда, надежд не оправдала. Ни центральная, ни то, что оставалось на тот момент от власти местной.

Из авторской переписки:

В душе мы считали Москву общей столицей. Считали на том же основании, что и все другие жители СССР. И потому помощи ждали именно ОТТУДА! Из Москвы! Мы тогда не понимали, что мы для Москвы — теперь ЧУЖИЕ!

* * *

Первые слухи родились ещё до появления сотрудниц на своих рабочих местах. В коридорах и на лестничных клетках, шепотом, с оглядкой, рассказывали, что генеральный директор, как только всё началось, всех бросил и сбежал через запасной выход.

В его кабинете остался один из заместителей, крепенький невысокого роста мужчина. Он и встретил первым разъярённую жаждавшую крови толпу. Именно он безрезультатно пытался её утихомирить, затем долго упрашивал не ломать стоявший во дворе памятник лётчику — герою Великой Отечественной войны. Перевозбужденные люди его не слушали — кто-то крикнул: «Он предатель! Он армянина защищает!»

Вопрос — может ли бронзовый памятник сбившему более двадцати вражеских самолётов Герою Советского Союза быть армянином, так и остался невыясненным, но зама-азербайджанца безжалостно поколотили.

Свергнутый с постамента памятник потом долго валялся посреди главного двора. После всего пережитого к нему никто и не решился прикоснуться. Наступило время, когда люди перестали заступаться за памятники, могилы и за живущих в их памяти мёртвых — лишь бы живым ничего дурного не сделали…

Трусы!!!

Впрочем, в человеческой истории почти не бывает исключений — когда власть перестаёт защищать своих граждан — трусливое большинство неизменно пасует перед сбивающимися в стаи немногочисленными отморозками.

Глава 13 Бельевые верёвки

Октябрь-ноябрь 1989 года

Так повелось, что русским, оставшимся в те времена за новоявленными государственными границами, каждый новый год приносил только новые неприятности. От прошлой счастливой жизни остался лишь исчезающе тонкий пунктир светлых воспоминаний, но именно их позитивность не позволяла гражданам трещавшей по швам страны смириться с происходящим и спокойно жить в сегодняшнем дне. Воспоминания нагоняли тоску, они ввергали мужчин в депрессию, а из глаз женщин и детей выдавливали непрошенные слёзы.

В смутные времена именно женщины и дети становятся первыми заложниками коварных обстоятельств. Так уж повелось, что взалкавшие крови хищники и ко всему равнодушные обстоятельства — всегда выбирают своими первыми жертвами самых незащищенных.

Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
И сердце под рукой теперь больней и ближе,
И чувствую сильней простое слово: друг.
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и балаханский май.

Сергей Есенин, «Персидские мотивы», 1925

Осень 1989-го года. Республика Азербайджан, г. Баку.

Бельевые верёвки на роликовых колесиках между балконами бакинцев…

Обыденное явление.