Лиса. Личные хроники русской смуты

В палате беглянку осуждали не столько за её внезапный побег, сколько за отношение к ребёнку. Неделю назад она родила слабенького семимесячного мальчишку. Синюшного и вялого. «Не жилец», — опытным глазом определили акушерки, но доктора, пытаясь выходить обречённого заморыша, поместили того в барокамеру. Теперь, если выписка непутёвой матери и состоится, то с неопределённым результатом и далеко, где-то за горами. Едва прознав об этом, та тут же предприняла первую попытку побега. Её вернули. И возвращали так несколько раз. Сегодняшний случай — лишь удачное повторение предыдущих попыток. Рассказывали, что в прошлые разы она вырывалась и кричала, что хочет к мужу, и что никакой ребенок ей и сто лет не нужен. Тем более больной.

— Конечно, она же после кесарева, — нашла объяснение одна из соседок по палате. — Не прочувствовала, как родила. Помучилась бы с наше, поняла бы, что такое ребёнок.

— При чём тут кесарево?! — возразила другая. — Не мать это, сорока какая-то!

— Она мужа любит! Любовь у них… Понимать надо…

— Ага, страшная, как смерть, и вдруг «любит»! Кому она такая нужна? — засмеялся кто-то в дальнем углу.

— А ты мужа видела? Не видела?.. Этот ещё «краше»! Страшный, как чёрт, и, к тому же, глухонемой! Говорят, они в интернате для недоразвитых познакомились! Инвалидская семейка!

В палате дружно прыснули, но тут же умолкли, чутко прислушиваясь к происходящему за её стенами. Там, в коридоре, послышалось непонятная возня, потом кто-то уронил что-то тяжёлое и с облегчением сообщил:

— Она на первом этаже! Там к ней муж пришёл. Целуются, как ненормальные!

В роддоме развлечений не много, и женщины тут же заторопились на выход.

Озвученная неопознанным голосом информация подтвердилась — далеко соседка не убежала. Муж — такой же тёмный, неопрятный человек — кормил её конфетами, доставая их по одной из карманов широченных, мятых штанов и предупредительно развёртывая фантики. Там, в его бездонных карманах, похоже, был спрятан целый кулёк шоколадных конфет. Было видно, что незатейливый процесс, состоящий из монотонного повтора исполненных ласки движений, доставляет беглянке и её звероподобному мужу нешуточное удовольствие. Лиса тут же вспомнила, как ранним утром с такой же механической монотонностью странная соседка расчёсывала свой жуткий шрам. Накативший за этим воспоминанием приступ отвращения был настолько силён, что Лису чуть не вывернуло. «Инвалидская семейка!» — сжав губы, мысленно повторила она недавно прозвучавший коллективный приговор. А потом… Потом внушающую омерзение парочку оторвали друг от друга. Лисе показалось, что если бы у медсестёр были звериные когти, то оторвали бы с мясом. Странная женщина обняла своего мужа, вцепилась в его одежду зубами и утробно завыла. Привычнее понять и принять любовь красивых людей. Там и завораживающие сторонний взгляд чувства, и отношения, и сила влечения… А тут что? Столь неприкрытой страсти и какой-то нечеловеческой, звериной привязанности не видел ещё никто. Пока медсёстры поднимали влюблённую дурочку на свой этаж, по дороге как следует надавали ей беззлобных, скорее символических тумаков, не забывая при этом что-то назидательно разъяснять, внушать, вразумлять.

На беглянку их нравоучения впечатления не произвели.

— К мужу хочу! К мужу! — орала она, вцепившись в наличники дверного проёма и не желая заходить в палату, вся лохматая, слюнявая. И точно — ведьма!

— Не надо её нам! Не надо! — дружно запротестовали женщины. — Кладите куда хотите, назад не пустим!

— Ай дура такая, не муж, э, главнее! Ребёнок! — вторил им кто-то.

Тем временем пережившую стресс страхолюдину охватило безудержное веселье. Она вырвалась из рук удерживавших её медсестёр и, захлёбываясь жутким хохотом, принялась метаться по коридору, давая волю выбросу неуправляемых эмоций. Вид безумных вытаращенных глаз на бордово-красном перекошенном лице был невыносим, и Лиса крепко зажмурилась, закрылась ладошками…

Вскоре беглянку изловили и вкололи ей успокоительное, а любопытных мамаш заставили разойтись по палатам, плотно прикрыв за ними двери. В коридоре стало тихо. Приключение закончилось, и успокоившиеся женщины обратили внимание на испуганную новенькую. Кто-то ласково тронул её за плечо, что-то спросил, а потом Лису и вовсе забросали уважительными вопросами. В Баку к матерям, родивших мальчиков, всегда относились с большим уважением, нежели к мамам крошечных девочек. Открыто это не демонстрировалось, но они и сами не чувствовали себя героинями. Неуклюжие попытки ободрить, поддержать таких мамочек — лишь подчёркивали эту тенденцию. В спонтанно возникавших разговорах, вроде бы безо всякого повода, нет-нет, да и проскальзывали малоубедительные доводы в защиту дочек.

Нет, конечно же, не впервые озвучивается факт, что все мужчины мечтают о сыновьях, но сильнее любят дочек… Не впервые, но…

— Мальчиков все, да, хотят… А что, э, такое мальчик? Женится — уйдёт, да. А дочка… Дочка — она к матери ближе… — эти неуклюжие аргументы никто не решался оспаривать.