Лиса. Личные хроники русской смуты

Ребёнок, словно не слышал её, недовольно морщился и отказывался от груди. Странно… Лисе казалось, что он тут же бросится сосать. Что же не так? Что?.. Молока ещё нет, это понятно, но ведь он даже не попробовал… Лиса осторожно огляделась. У других мамаш всё в порядке — дети мирно едят, только у неё ничего не выходит. Последовавшие за этим уже почти отчаянные попытки тоже оказались тщетными, и лишь измучили обоих. Лиса сердилась молча, а малыш раскраснелся и недовольно кричал. Мало того, что мать — нарушительница и неумёха, так ещё и сын родился недисциплинированным! Ну что ты поделаешь?.. От смущения и незнания как себя вести всё внутри дрожало. Поглаживая ребенка, склонясь над ним, Лиса нашептывала ему успокоительные слова и тихо плакала вместе с ним. Мальчик вскоре затих, зачмокал красивыми губками и уснул, а мать ещё долго не могла успокоиться, судорожно всхлипывая и вытирая глаза.

* * *

В первой передаче обнаружилась записка. Вчетверо сложенный листочек, неровно вырванный из общей тетради. Кусочек бумаги с выведенными торопливой рукой буквами, из которых складываются самые важные, самые трепетные и незабываемые слова на свете. Такие, которые потом носишь глубоко в душе, и ответить на которые получается лишь в любви. В её конкретных, зримых проявлениях. Искренние и произнесённые от души, такие слова никогда не иссякают и не отпускают. Они требуют ответа.

Все проблемы и тревоги вдруг отодвинулись в сторону.

Лиса с аппетитом хрустела подсоленными хлебцами, и счастливо щурилась — хорошо, когда о тебе есть кому позаботиться! Прелесть как хорошо!

Вечером Лисе официально разрешили спуститься на первый этаж. А там…

Там её уже ждал Саша!

Всё завертелось перед глазами. Ноги онемели от радости. Захотелось улететь из этих чужих давящих стен домой, и там, дома, раствориться в родных объятьях. Они долго стояли, обнявшись, счастливые, позабыв обо всём на свете. Честно говоря, ещё по-настоящему недопонимая своего счастья и того, что их жизнь перестала быть только их жизнью.

— Давай, где-нибудь сядем? — предложила Лиса.

— Какой он, на кого похож? — опомнился Саша, устраиваясь рядом с ней на обтянутой зелёным дерматином больничной скамье. — Совсем маленький?

— Почему маленький? — насупила брови Лиса и приготовилась защищаться. — Очень даже большой! — и, поёрзав, но так и не найдя удобной позы, не без гордости уточнила. — Самый крупный в палате!

Позвоночник у неё ещё не окреп и ходил ходуном, прогибаясь в разные стороны при малейшем неосторожном движении. Создавалось впечатление, что Лиса крутится нарочно или кокетничает, несмотря на неприступно-грозный вид.

— Послушай, Лиса моя хорошая, — Саша заговорил с ней негромко, стараясь удержать обиду внутри, не дать ей проявиться в голосе. — Я вовсе не собираюсь обижать нашего сына. И не сомневаюсь, что он у нас самый лучший на свете! Разве я могу этого не понимать? — после этих слов он обезоруживающе улыбнулся и обнял её за плечи, зафиксировав в вертикальном положении. Получается — понял проблему, в очередной раз проявив внимание и проницательность.

— Спасибо… Без опоры пока не могу ровно сидеть, — заскромничала Лиса, и в самом деле вспомнив, что неплохо бы и пококетничать.

И снова смущённо улыбнулся её удивительный Саша. С облегчением, но смущённо. Не любя человека, ничего в нём не понять и не почувствовать. Они оба ощущали что-то необычайное и заветное… Каждый видел своё отражение в любящих глазах другого…

Впрочем, пора было возвращаться на землю.

— Слушай внимательно, Лиса. Слушай и вникай. Я тут, что положено, уже раздал. Все довольны — и врачи, и медсёстры… В общем — купили мы мальчишку по высшему тарифу! Недешёвое это дело, скажу тебе по секрету, — и Саша, явно бодрясь или, возможно, что-то самому себе доказывая, принуждённо рассмеялся. — Местные роддома, по части денежных поборов, сто очков форы любым неуставным взаимоотношениям дадут!

Услыхав такое, Лиса, испуганно оглянувшись, дёрнула его за рукав, призывая замолчать или хотя бы говорить потише. Не обо всём же можно вот так, вслух… Им тут ещё лежать и лежать. Мало ли…

— Ты что… Услышат же…

— Ладно, осторожная моя, вот тебе мелкие деньги, я тут специально наменял, — и он протянул стопочку рублей и трёшек. — Дальше уж сама…

— Да, да, правильно! — зачастила Лиса, словно боясь, что Саша опять скажет что-нибудь, о чём говорить не принято. — Знаешь, тут за каждое пеленание нужно рубль заплатить. А на третий день, когда пупочек отпадёт, той медсестре, которая мне первой об этом скажет — три рубля, — и неожиданно побледнела. — Но это только послезавтра… Не скоро ещё…

Саша чутко уловил перемену в её настроении.

— Что-то случилось?