– Тебя, Зоя, тогда здесь не было. Но скоро, вот помяни моё слово, трупы появятся. И это будет, я тебя уверяю, можешь даже на свой мобильник записать. И это будет семья этих сувенирных барыг. – Бабушка покраснела и покачала пальцем, как бы угрожая окну. – Я для них же стараюсь, если они такие недальновидные и вторгаются в природный заказник, я их же хочу огородить от опасной деятельности, а они Ляльку нашу обижают, гады. Ну ничего, – продолжила бабушка. – Им недолго осталось…
Все, включая Лялю, были ошарашены такой бабушкиной концовкой. Бабушка перестала походить на бабушку; бабушка говорила так, будто в неё кто-то вселился, а она просто повторяет за кем-то, как Волька за стариком Хоттабычем.
– То есть, Татьяна Михайловна… – Мама называла бабушку по имени-отчеству иногда в шутку. Но было явно не до шуток. – Не поняла…
– Что ты, Зоя, не поняла? Что наши лисы не потерпят вторжения. Уже по телевизору говорят, что лисы вечером нападают. Я их знаю, чувствую: пока несерьёзно, просто предупреждают, попугать они хотят. Пока по-человечески.
– Бабушка! Ну ты и скажешь!
– Именно так. Ты корковые и подкорковые слои не изучала, а я изучала. А дальше, думаю, будет плохо.
– А чем вы это объясняете, Татьяна Михайловна? – спросил дядя Юра.
– Там в баре, – указала бабушка на сервант, – в бутылках из-под испанского вина заспиртованы лисьи мозги.
– Не мозги, а остатки мозгов, ценные подполя ушли на срезы, – поправила Ляля.
– Да, Ляля, верно. С пяти лисиц мозги. Это наши, экспериментальные, клеймёные. И знаешь, Юр, они умные, наши лисы. Сдаётся мне, пока я выводила крупную породу, кто-то с ними то ли занимался, развивал, как мама развивает своего любимого малыша: картинки там, распознавание цветов, чтение книг, то ли кормил чем-то – судя по мозгам, ассоциативному полю, гиппокампу и лобным подполям, не наблюдавшимся до этого ни у одного псового зверя.
– Но кто кормил, бабушка, кто занимался? Всё ж на виду. Всех знаем.
– Мы до сих пор не знаем, кто убил Вадима. И зачем его убили. Думаю, кроме него некому. Он кормил и занимался.
Воцарилась неловкая пауза. Ляля украдкой наблюдала за дядей Юрой. Он оставался спокоен, непробиваем, как его бронежилет.
– Ну бабушка. Ты же шла методом тыка. Может быть, ты и изменила их мозги.
– Мозг.
– Да, мозг.
– Может быть. Но я занималась генными мутациями, это связано с мозгом, долго объяснять, но лобные подполя – это точно не моя работа. Этого не может быть! Человеческие подполя, ещё и не у каждого человека они развиты.
– Лисы стали большие и умные, мама. Это очень хорошо.
– Ассоциативные области крупнее из-за того, что сам зверь крупный. Дело не в них.
– Я понял одно: лисы ваши поумнее некоторых людей. Охотники это знают и вас помнят, сохраняют лис.
– Охотникам, Юр, нужен молодняк. И тоже тут странность. Крестовки не светлеют.
– Я слышал, чем светлее лиса, тем добрее.
– Вот и это тоже важно. Умрут наши лисы, останутся их потомки. И это меня как генетика тоже очень заботит. Их отстреливают активно. Мех-то шикарен. Ярко-красный с чёрной полосой – мечта любой женщины, и девушкам идёт. Но их много, этих лис, очень много, плодятся просто на удивление. Красные лисы тоже есть, и, по идее, крестовки должны обязательно смешаться с красной, тогда хромисты победят чёрный ген мелатонин. Но пока всё крестовки. Или красные с ними не скрещиваются. Если так пойдёт дальше, крестовки заполонят всё, станут опасными, реально опасными.
– Я пока слышал на стрельбище, у этих пёстрых, которые с чёрным, шкуры крупнее.
– Если крестовка сходится с крестовкой, помёт всё равно светлее, мелатонин уходит, – сказала Ляля.
– Ну это бесконечный разговор. Этим надо заниматься. Но всё поглотили глупые норки. А лисы – как уж пойдёт. Одна я их изучаю. Мне бы ещё пяток голов наших, клеймёных. А то меня все убеждают, что случайность. Один мозг с лобными подполями – случайность, два – тоже, и пять – совпадение… – Бабушка заговорила тихо, как обычно, и, обессиленная, развалилась в кресле, а до этого сидела как струна.
– Есть спрос, Татьяна Михайловна, есть предложение.
– Не спорю. Но лис жалко. И тех, кого они выбирают в жертву, ещё жальче.
– На стрельбище слышу от охотников, – улыбнулся дядя Юра. – Про ваших лис целые сказки слагают. То они кому-то помогли, то кому-то что-то принесли, но собак люто ненавидят, разрывают на куски.
– Главное, Юр, что они всё живут. Вам с Зоей по тридцать три, выпустили вы их – вам по шестнадцать было. Вот и считай, сколько живут. Плюс от года до пяти не забудь прибавить.
– Бабушка изобрела эликсир молодости, – рассмеялась мама в сто первый раз своей удачной давнишней шутке.
– Зоя говорила, что у вас по двадцать пять на ферме жили. Так что ещё не предел.
– Так это на ферме, Юр, а тут – лес. Разница. – Бабушка включила телевизор, тем самым показывая, что завершает разговор. Она буквально распласталась в кресле, внимая страстям ток-шоу и совершенно не обращая больше внимания на Лялины всхлипывания.
– Не реви, Ляля. Мы купим тебе ещё телефон, жаль, что и его если не сопрут, то сломают, – сказал вдруг дядя Юра.