Лисье время

Не ружьё же Ляля проиграла – так сказал Самсонов в прошлом году на таких же соревнованиях. К Ляле подъезжает Потоцкая, в руках у неё морс. Морс разливают недалеко, там огромная кастрюля на столе.

– Ну ты жива, подруга?

– Соня! Сейчас умру! – Ляля хватает стаканчик, выпивает залпом.

Ей хочется сесть на снег, но не хочется показать слабину перед Лизой и другими. Да и мокровато. Лыжи Пучеглазый намазал супермазью для слякоти.

– Лиза первая, – сообщает Потоцкая. – Дура тупая.

– А ты?

– Третья. Тренироваться надо было. А я ленилась. Я тоже дура тупая, ещё дурнее.

– Но всё равно – подарок, медалька. Поздравляю, Сонь.

– Угу. Интересно, какой подарок. Ещё одну муфту я не переживу.

– Я слышала – шапки. На фабрике много шапок. Хуже их раскупать стали.

– Шапки – это хорошо, – смеётся Соня. – Бабушка твоя по-прежнему в курсе всех дел?

– Да нет. Просто я слышала: звонил ей кто-то и жаловался. – Ляля прикусила язык. Она действительно подслушала по привычке разговор, но бабушка и сама его потом пересказала. Ляле пришлось кивать и делать вид, что она слушает.

Соня совсем не растёт. Широколицая, кудри выбиваются из-под тоненькой вязаной шапочки. Вообще Соня одета легко, в свитере, без куртки. Ей родители так одеваться советуют. Они ей так астму вылечили. Отдали в школьную секцию к Алексею Альбертовичу и советовали одеваться полегче. Ляля замечает с удивлением: Соня ниже её, а Ляля совсем невысокая…

– Андрей первый?

– Как всегда, кто бы сомневался.

– А Самсонов, как всегда, второй?

– Опа! Самсонова не видела на финише. Пойду разузнаю. – Соню как ветром сдуло.

Ветерок тёплый, лыжня на финише мокрая, в лесу есть участки, где она подмёрзла за ночь и катит вполне сносно, Ляля только в одном месте провалилась, перед мостиком на повороте, думала, надо вперёд ехать, через мостик, в последний момент заметила на земле разметку. Лента с флажками валялась на снегу – оторвалась от дерева, отвязалась. Яркие флажки повсюду: на разметке дистанции в лесу привязаны к деревьям, на полях – к колышкам: бурые, красные, рыжие на фоне пепельного тумана. Флажки хромисты и меланисты – всё в Пушнорядье в лисьей гамме. Течёт жизнь, меняется город, вот уже и поле, Лисья гора, – обжитое, с домиками-кафешками и с идолами… Ляля поймала себя на том, что привыкла к этому, и совсем перестала переживать за дорогих сердцу лис. Они умные, будут мышковаться на другом поле, вдоль по Рябушке много полей и островов, можно, в конце концов, переплыть реку летом или перейти по льду зимой. Они умные. Ну что ж поделать, раз домишки, кафе и глупые языческие идолы, деревянные божки, так популярны. Раз были здесь постройки давным-давно, то и пусть их помнят, берегут под навесами археологические норы – подвалы городища, которые были жильём у первых пушнорядских охотников…

– Смотри, Ключникова! Смотри! Самсонов! Последний! – Голос Потоцкой не торжествующий, а растерянный.

Ляля оборачивается, она пришла в себя, отдохнула, выпила ещё чаю, поболтала с Андреем, поздравила его, а он смотрел на неё так ласково… Гадкая Потоцкая! Это из-за Андрея она её окликает, отвлекает от чемпиона не только первенства пушнорядских школ, но и области. Ну Соня! Всё видит, за всеми по-прежнему следит, всех хочет строить! Но Ляля послушалась, обернулась, отвернулась от Андрея. Самсонов еле шёл на лыжах, все смеялись, его отец вынул руки из карманов, сжал огромные кулачищи. Ляля, почувствовав неладное, бросила лыжи около раздаточно-разливочного стола, рванула, проваливаясь в разошедшийся на солнце снег. Что-то случилось! Самсонов сильный лыжник. У них с Андреем первый разряд. Андрею до кандидата в мастера чуть-чуть не хватило, он Ляле сейчас пожаловался. Больно смотреть на Самсонова. Вот уже Положенцев возвращается с трассы, заливисто свистит, кричит: «Слабак!» Положенцев – в судействе на трассе.

– Ну что же ты, Самсонов! А как же честь класса! – стыдит Киса.