Лишь краткий миг земной мы все прекрасны

Я твой сын, поэтому я одинаково хорошо знаю, что такое работа и что такое потеря. Меня всему научили твои руки. Я ни разу не ощутил их нежности, ладони огрубели и покрылись мозолями задолго до моего рождения, а потом, за три десятилетия работы на фабриках и в салонах красоты, и вовсе потеряли привлекательность. У тебя ужасные руки, и я ненавижу все, что сделало их такими. Твои руки — это руины; все, что осталось от мечты, и я в бешенстве. Каждый вечер ты возвращалась домой, падала на диван и уже через минуту крепко спала. Я приносил тебе стакан воды, а ты сопела, положив руки на колени, как наполовину очищенные рыбины.

В маникюрном салоне не только работают и наводят красоту; кроме того, там растят детей. Некоторые из них, например кузен Виктор, зарабатывают себе астму, потому что их легкие с детства вдыхают ядовитые испарения. Салон — это еще и кухня: наши женщины сидят на корточках в подсобках, перед ними на электрических плитках трещат и шкворчат огромные воки, в котлах закипает суп фо, и над толчеей распространяются запахи гвоздики, корицы, имбиря, мяты, кардамона, формальдегида, толуола, ацетона, пятновыводителя и отбеливателя. Здесь рассказывают народные предания, слухи, небылицы и анекдоты из прежней страны; в помещениях размером с туалет в домах богачей раздаются взрывы хохота, и тут же стихают, воцаряется зловещая нетронутая тишина. Маникюрный салон — это импровизированная классная комната, куда мы приходим, едва ступив на землю с борта корабля, самолета, или из глубины, и надеемся, что салон будет лишь временной остановкой, пока мы не встанем на ноги или, что вернее, пока челюсти не обмякнут вокруг слогов английского языка. Мы корпим над учебниками, сидя за маникюрными столами, доделываем домашнее задание для вечерних занятий по английскому, на которые тратим четверть зарплаты.

Мы говорим себе: «Я здесь ненадолго. Скоро найду настоящую работу». Но чаще всего, иногда в течение нескольких месяцев, а то и недель, мы возвращаемся с машинкой для маникюра под мышкой и просимся обратно. Чаще всего хозяин, то ли все понимая, то ли из жалости, а может, и то и другое, кивком указывает на пустой стол — в салоне всегда есть пустующий стол. Потому что никто никогда не задерживается надолго; кто-нибудь да уйдет. Потому что здесь нет стабильной зарплаты, страховки или контрактов; тело — единственный материал, с которым здесь работают и который работает. Когда ничего больше нет, само тело становится контрактом, доказательством присутствия. Мы будем делать это десятилетиями, проживая что-то похожее на жизнь, пока легкие дышат, не отекая, пока печень не затвердела от химикатов, а суставы не воспалились и не стали хрупкими из-за артрита. Спустя два года иммигрант поймет, во что салон превращает мечты. Они станут кальцинированным знанием о сути американской кости: с гражданством или без, вокруг лишь боль, яд, нищета.

Я люблю и ненавижу твои изувеченные руки за то, чем они никогда не станут.

Воскресенье. Мне десять. Ты открыла дверь салона, и сразу же запах ацетона от вчерашнего маникюра ударил мне в нос. Однако вскоре нос привык, как всегда. Хотя ты не владелица салона, по воскресеньям, в самые долгие дни недели, ты оставалась за главную. Ты включила свет, воткнула вилки кресел для педикюра в розетки, вода забурлила в трубах под сиденьями, а я пошел в комнату отдыха заварить растворимый кофе.

Не глядя на меня, ты произнесла мое имя; я подошел к двери, открыл ее и повернул табличку «Открыто» лицевой стороной на улицу.

В этот момент я увидел ее. Около семидесяти лет, ветер сдувал седые волосы на худое лицо, опустошенный взгляд синих глаз — так смотрят люди, которые шли куда-то, прошли мимо своего пункта назначения, но все равно идут дальше. Дама поглядела сквозь стекло, сжимая обеими руками сумочку из крокодиловой кожи винного цвета. Я открыл дверь, и она зашла, слегка прихрамывая. Ветер сдул оливковый шарф, и он свисал с плеча, подметая пол. Ты встала, улыбнулась и по-английски спросила:

— Чем я могу вам помочь?

— Педикюр, пожалуйста.

Голос у гостьи тонкий, прерывающийся. Я помог ей снять пальто, повесил его на вешалку и проводил ее к креслу, а ты тем временем включила гидромассаж в ванночке для ног и высыпала в воду соли и сольвенты. Комнату наполнил синтетический запах лаванды. Я поддержал гостью за руку и помог ей сесть. От нее пахло высохшим потом и сладким дешевым парфюмом. Ее запястье дрогнуло в моей руке, когда она опустилась на сиденье. Дама выглядела более хрупкой, чем казалось на первый взгляд. Откинувшись на спинку кресла, она посмотрела на меня. Я не слышал ее голоса из-за гула гидромассажа, но по губам понял, что она поблагодарила меня.

Когда напор воды стих, она нагрелась и приобрела изумрудно-зеленый цвет с белыми бликами, ты попросила клиентку опустить ноги в воду.

Она не шевельнулась. Глаза ее были закрыты.