Лишь одна музыка

— Дала? Дала? Боюсь, что вы жестоко заблуждаетесь. Когда она хорошо соображала, она не собиралась вам ничего давать. Она собиралась вложить деньги, вырученные от продажи скрипки, в фонд для меня и моих дочерей. Я знаю, что она вам говорила об этом. Я разумный человек, мистер Холм. Я не одобряю то, как поступила моя тетя, учитывая все, что мы для нее сделали, но я ее прощаю, потому что в то время она уже сама не знала, что делает. Однако я также могу вам сказать, что, если мы не придем к какому-нибудь компромиссу, вы потеряете не только скрипку, но и большую сумму денег на судебные издержки.

Его слова больше чем пустые угрозы, и я в ужасе. И к тому же остаются его противные, противные дочери: могу ли я действительно отнять у них то, что их по праву, и жить спокойно? Что я буду чувствовать каждый раз, когда поднимаю смычок?

— Что вы предлагаете, мистер Гловер? — тихо говорю я. — Что я могу сделать?

— Я составил бумагу о передаче в дар половины стоимости скрипки... Нужна ваша подпись. Тогда скрипка может быть продана, и выручка будет справедливо поделена поровну.

— Но я не могу этого сделать — я не могу продать мою скрипку.

— Вашу скрипку! Я вижу, вам не много времени понадобилось, чтобы ее присвоить.

— Эту скрипку. Ее скрипку. Как вам угодно. Я люблю ее. Вы можете это понять? Я умру, если ее придется отдать ради денег.

Несколько секунд он молчит, потом говорит с холодным раздражением:

— У меня последнее предложение, мистер Холм, и оно действительно последнее. Вы должны по крайней мере вернуть моей семье сорок процентов стоимости скрипки, что вы взяли из остального состояния.

— Мистер Гловер, я ничего не брал...

— На самом деле вы взяли, и даже очень много. Знаете ли вы, что означает «не облагаемая налогом»? Это означает, что в то время, как бо`льшая часть средств, в которую должна входить стоимость скрипки, облагается налогом на наследство в сорок процентов, вы не платите ничего. Вообще без налога, никакого, никакого! То есть, другими словами, мы платим ваш налог за вас. Ваш легальный и моральный долг — вернуть этот налог. Будучи в здравом уме, вы можете верить и надеяться, что суд поверит, будто моя тетя считала, что мы должны вас содержать?

— Я не знаю, не знаю, чему верить. В таких вещах я не разбираюсь.

— Ну так я предлагаю, чтобы вы об этом подумали, и не слишком долго. Я говорю из дома моей тети. У вас есть ее номер. Если вы не перезвоните в течение двадцати четырех часов, я передам это дело моим адвокатам. До свидания, мистер Холм.

Я роняю голову на руки. Я не иду в звуконепроницаемую комнату, где лежит скрипка. Через какое-то время я иду в спальню и гляжу в потолок. Свет играет на стене, мимо летит вертолет. Я так устал, что не могу заснуть. Так или иначе, я ее потеряю. Миссис Формби, раз вы меня любите, скажите мне, что делать.

8.24

Я звоню «Вармсу и Ланну» и попадаю на мистера Вармса, который гнусавит гораздо сильнее, чем я ожидал от автора письма. Я благодарю его и говорю, как я был поражен, когда получил его послание.

— Миссис Формби этого и ожидала, — говорит он.

— Вы были у нее в больнице. Ей было больно, трудно?

— Немного трудно. Болей — почти никаких. После первого удара она настояла, чтобы вернуться домой как можно быстрее. Она была дома, когда умерла, или, может, в машине «скорой помощи», посланной к ней, чтобы ее забрать. Если подумать, ушла она быстро.

— Это хорошо.

— Но не так и быстро, если вы меня понимаете. У нее было время подвести итоги и принять некоторые меры.

— Да, я понимаю... Мистер Вармс, я не знаю, как об этом говорить. Мне позвонил...

— Да? — Пронзительностью тембра его голос в нос стал почти похож на гобой.

— Ее племянник, мистер...

— Гловер. Да. Я виделся с этим джентльменом.

— Он мне сказал, что у меня нет права на инструмент. Он сказал много всякого...

— Мистер Холм, я немного беспокоился, что он попробует что-нибудь эдакое, поэтому именно так и сформулировал мое письмо. Разрешите мне вас заверить, э-э-э... уверить вас, что его угрозы и требования совершенно беспочвенны, он высказывал их мне довольно долго, и я с большим трудом разубедил его обращаться в суд. Он хотел обжаловать дополнение, которое, как и положено, оформлялось в присутствии двух свидетелей, одним из которых был врач миссис Формби. Я объяснил мистеру Гловеру, как дорого ему обойдется это занятие, как, скорее всего, это приведет к вопросам про другие части завещания его тети и тем самым затянет официальное утверждение, как решительно свидетели и я будем доказывать несостоятельность его требований и как мало шансов у него на успех. Я позволил себе еще его уведомить, что намерения миссис Формби были повторены, вне всяких сомнений, в письме к вам — я вас уверяю, что не дал ему прочесть это письмо. Мне стало известно его содержание только потому, что она не могла его написать самостоятельно.

— Мистер Вармс, я понятия не имел обо всем этом. Вы были очень добры...

— Совсем нет, уверяю вас. Я выполнил мой долг как душеприказчик миссис Формби и как исполнитель ее воли в составлении завещания. Говорил ли он что-нибудь еще?