Лишь одна музыка

— Ну зачем это? Я хочу лежать в кровати с плюшевым мишкой и детективом.

Джулия смотрит в окно. Моросит дождик. Все небо затянуто облаками, и серые здания обрамляют горизонт. Капли дождя лениво стекают по рамам.

— Типичный венский день, — говорит Джулия. — Мне нравится.

— Куда мы идем?

— В «Харви Николс».

— Это совсем не мое.

— И не мое. Но мы идем именно туда.

— Почему?

— Недавно муж подруги был в свитере оттуда. Мне он понравился, и я хочу купить тебе такой же.

Спустя полчаса мы в подвале в мужской секции, смотрим не только на свитера, но и на галстуки и на рубашки. Продавщица нам улыбается: пара, пришедшая вместе в магазин. На мгновение я расслабляюсь, но потом мне становится беспокойно.

— Мы сейчас встретим кого-нибудь из коллег твоего мужа, — говорю я Джулии.

— Конечно нет, они все сидят на Кэнэри-Уорф, поучают мир, как объединять фармацевтические фирмы. Как тебе вот этот?

— Очень неплохо.

Она прикидывает на меня коричневый свитер и выглядит очень сосредоточенной.

— Нет, не годится. Нет, тебе надо что-то зеленое или голубое. Коричневое, красное, розовое и так далее никогда тебе не шло.

Она вытаскивает нечто темно-зеленое — с воротником поло.

— Я не знаю, — говорю я. — Мне это напоминает ковер в артистической в «Уигмор-холле».

Джулия смеется:

— Да уж. И он не такой уж и летний. Но он мне нравится на ощупь. Это шениль.

— Я тебе верю.

— Ты безнадежен.

— На самом деле мне нехорошо, Джулия, меня немного тошнит.

— Конечно, тебе нехорошо. Ты никогда не любил покупать одежду.

— Нет, Джулия, правда.

Я себя чувствую неуютно, подавленно: яркий свет, куча народу вокруг, жара, яркие цвета, острое чувство, что мы под землей, еще, может быть, то, что я не выспался... Я не знаю, что со мной, но мне надо сесть. Мне кажется, я раздваиваюсь. Это верх близости: мы в магазине вместе, и продавщицы нам улыбаются.

Я сажусь, оперевшись на стену, и закрываю глаза ладонями.

— Майкл, Майкл, что случилось?

На меня надвигается стена. Звуки сливаются: покупатели, говорящие на разных языках, молчание замороженных индеек в морге, гул мотора холодильника для мяса, отчаянное желание бежать от всего, что вокруг...

— Джулия...

— Ты в порядке? — шепчет она.

— Да, да — просто помоги мне встать.

Она ставит сумку на пол, и с помощью Джулии я кое-как держусь, стоя, по-прежнему опираясь на стену.

— Все будет хорошо. Все будет хорошо. Просто надо отсюда выбраться.

— Я позову кого-нибудь нам помочь.

— Нет, нет, давай просто уйдем отсюда.

Мы добираемся до эскалатора, потом до двери.

— Ой, нет — моя сумка, — говорит вдруг Джулия. — Майкл, прислонись здесь. Я вернусь через секунду.

Она появляется через полминуты; сумка при ней. Но я читаю в ее глазах, как я, должно быть, ужасно выгляжу. Пот стекает по лбу. Кто-то из магазина спешит ко мне.

— Все будет хорошо. — Мне удается улыбнуться. — Я надеюсь, на улице моросит. Мне нужен свежий воздух. Мне нужен кофе.

— Наверху есть кафе... — говорит Джулия.

— Нет, пожалуйста, где-нибудь еще.

— Да, мой бедный, конечно. Где-нибудь еще.

Я киваю и прислоняюсь к ней.

— Прости...

— Ш-ш-ш, — говорит Джулия, выводя меня в дождь.

У нее нет свободной руки для зонтика, ее волосы намокают, и дождь покрывает пятнами ее платье.

4.17

Мы сидим наверху в кафе на небольшой улице в ста ярдах от входа. Джулия посадила меня лицом к окну. Мы заказали кофе. Я молча смотрю наружу.

— Со мной давно такого не было, — говорю я.

— Как ты сейчас себя чувствуешь? — спрашивает она.

— Мне казалось, что все вокруг меня сжимается, — говорю я и наклоняю голову.

Джулия дотягивается до меня, чтобы погладить щеку.

Я молчу несколько минут. Она ждет, пока я приду в себя.

— Поэтому я живу, где живу, — говорю я. — Там, наверху, в моем орлином гнезде. Помнишь, как мне становилось лучше, как только я попадал за город?

— Да, помню.

Но из того, как она это говорит, мне ясно, что она сейчас вспоминает: наше расставание. Это тоже случилось на краю того города. В винной таверне Лиера — кувшин вина на столе под каштанами и усталая горечь. Она ушла вниз по холму одна. Я остался.

— Ты никогда не была со мной на севере — в Рочдейле. Я ведь обещал привезти тебя послушать жаворонков над вересковыми пустошами.

— Да, — сказала Джулия, глядя на свои руки.

Ее тонкие пальцы — на скатерти с пятнами от кетчупа, возле ее пузатой чашки кофе. Как и тогда, у нее нет обручального кольца.

— Я идиот, — говорю я.

— Ну, я могу их увидеть, — говорит она.

— Там не на что глядеть.

— Я не могу поехать с тобой на север, — говорит Джулия.

Она начинает улыбаться.

— Но я поеду с тобой в Вену, — легко добавляет она.

Я смотрю на нее, не понимая.

— Я думала, это у меня проблемы со слухом, — бормочет она.

— Ты шутишь. Этого не может быть. Но это правда?

Минуту назад я был погружен во тьму. Что за безумная перемена?

— Спроси Пирса, — говорит она.

— Пирса?

— Да, и твою агентшу Элис Коуэн.

— Эрику. Нет! Я бы знал.

— Это случилось вчера. Я играю с вами «Форель».

Я чувствую, что бледнею.

— Не может быть.

— Что более неправдоподобно: что я играю или что я придумала нечто настолько дикое в надежде, что ты мне поверишь?