Лишь одна музыка

— О? — говорит Пирс с удивлением. — Ну, вкратце, он был вынужден ее продать и предложил ее мне, тогда ведь получается без комиссии. Он взял большой заем, чтобы ее купить, а теперь не может его выплачивать. Последней каплей для него было, когда ЛСО его надул.

— Как это? — спрашиваю я, глубоко благодарный за то, что мы говорим про Лондонский симфонический оркестр и незнакомого мне Луиса, а не про запись Баха.

— В общем, — говорит Пирс, — мой дружок Луис пошел на прослушивание, хорошо сыграл, и ему предложили попробоваться на четвертом пульте первых скрипок. Его первое выступление с ними должно было состояться на гастролях в Японии, ну и несколько концертов в Лондоне за неделю до поездки. Ради этого он отказался от всех своих довольно хороших подработок: этот лох с запудренными мозгами всегда был влюблен в ЛСО. И вот, меньше чем за сутки до первого концерта, кто-то из администрации позвонил ему и сказал, что они уже заполнили вакансию неделю назад, но что Луис сможет поехать с ними на гастроли, если хочет, за компанию. Ни сожалений, ни извинений — ничего.

— Они хоть как-то это объяснили? — спрашиваю с неожиданным для меня самого интересом.

— Оказывается, еще двое скрипачей рассматривались на это место уже какое-то время, и администрация «под давлением» должна была быстро решить между теми двумя, вообще забыв про Луиса. — Пирс пробует изобразить кавычки жестом, что в его состоянии довольно рискованно.

— Но зачем же они его позвали на прослушивание в таком случае? — спрашиваю я. — Почему предложили ему гастроли?

— Кто ж их знает? Администрация там состоит из таких же людей, как мы, обычных затюканных музыкантов, считающих, что судьба к ним несправедлива.

— А почему он тогда не утерся и не поехал с ними в Японию, раз деньги ему так важны.

— Именно это я его и спросил. Полагаю, я бы поехал. В конце концов, в каждом мире немало всякой дряни, и многое гораздо хуже этого. Но он сказал, что у него есть честь и что он не хочет возненавидеть оркестр, чей звук полюбил еще до того, как взял в руки свою первую скрипку-четвертинку. Может, он и прав. Может, если бы у нас всех было бы немного больше гордости, с нами так бы не обращались... Черт его знает. Я полагаю, довольно мерзко попасть под струю дерьма, даже из-под любимого слона. Но это было не единственной его неудачей, просто последней каплей. В общем, я сказал Луису, что мне понравился Эберле и что я готов его немедленно у него купить, однако если он захочет его выкупить назад в течение полугода, я согласен. Он благородно запротестовал и начал что-то бормотать, но я велел ему заткнуться — я бы чувствовал себя последней свиньей, если бы не дал ему такой возможности. Ну, я все же должен был сказать страдальцу, что после шести месяцев я слишком привяжусь к скрипке и не смогу с ней расстаться. Привяжусь! Я начинаю говорить, как Эллен.

— Надо же, Пирс, никогда не знаешь, чего от тебя ждать.

— И это от человека, состоявшего со мной в браке последние шесть лет!

— Ну, теперь в разводе.

— Да.

Отсрочка закончена. Мне не отвертеться.

— Ну и как остальные супруги сходятся с новой второй скрипкой?

Я спрашиваю настолько небрежно, насколько мне удается. Но небрежно не получается, получается холодно, почти заносчиво и вообще нечестно. Для них травма развода непосредственно ведет к травме ухаживания, помолвки и скоропалительной женитьбы.

Пирс глубоко вздыхает:

— Мы пробовали довольно много народу; так получилось, что больше женщин, чем мужчин. Я думал, что Эллен не захочет менять баланс, но она скорее стремилась к этому. Она не хочет другого мужчину на твое место. То и дело на меня кричит. Даже рассталась с Хьюго; это-то и слава богу. Она все еще по-настоящему расстроена... Но конечно, из-за записи мы можем рассматривать только людей, также играющих на альте.

— А «Стратус»? — обходя то, во что я не могу вмешиваться.

— Ну, они очень достойно согласились не разрывать контракт, — говорит Пирс. — Но «Искусство фуги» у меня ассоциируется с тобой, Майкл. У нас у всех. Ты не только замечательный музыкант, но ты — часть нас. Бог знает, как у нас получится войти в него без тебя. Все, кого мы пробовали, неплохи, даже совсем неплохи, но мы не можем играть гамму ни с одним из них.

Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

Еще широкий жест и разлитое вино.

— Эй, Майкл, держись, я не хочу тебя расстроить дважды за вечер.

На мгновение я отвожу глаза.

— Ты эгоистичная скотина, — вдруг говорит Пирс.

Я ничего не отвечаю. Как я их подвел! Если «Искусство фуги» не получится, простит ли меня когда-нибудь Эллен?

— Место по-прежнему свободно. По-прежнему свободно, — говорит он. — Но недолго. Мы не можем бесконечно играть с временной второй скрипкой. И мы не можем их всех держать в подвешенном состоянии. Это нечестно.

— Ну да.

— Мы должны решить до конца января.

— Да. Ну...

— Майкл, скажи мне одну вещь: это ведь только «Искусство фуги»? В смысле: не то что ты совсем не можешь играть?