Лишь разумные свободны

— Да, — сказал я, сбившись с мысли. Так всегда с женщинами: выстраиваешь логическую цепочку, а она задает не относящийся к делу вопрос или произносит реплику, которую решительно нечем парировать.

— Мы должны приехать в аэропорт за час до вылета, — сказала Ревекка, глядя поверх моей головы. Мне не хотелось оборачиваться, но, насколько я помнил, там, куда она смотрела, висела картина местного авангардиста, изображавшая, судя по буйству и безумию пятен, то ли Судный день, то ли момент Сотворения мира, а может, оба события сразу.

Она опустила взгляд и посмотрела мне в глаза. Госпожа Браун боялась. Она не просто чего-то боялась, она была в ужасе.

— Что… — сказал я. — Что с вами?

— Сейчас, — проговорила она одними губами, — извините… Мне нужно…

Туалетные комнаты находились — на это я обратил внимание, когда мы вошли в зал, — рядом с дверью, которая вела, видимо, в административные помещения: на левой было что-то написано по-испански, на правой изображены традиционные мужчина и женщина. Если Ревекке нужно было в женскую комнату, ей следовало пойти направо и обогнуть первый от стены ряд столиков. Вместо этого она обошла столик, взяла меня под руку и повела к двери — это было самое удивительное, она меня вела, и я шел, ощущая себя в том самом тоннеле, в котором оказываешься, как утверждают, после смерти, и где можешь идти только в одном направлении — к свету в далеком конце. Здесь тоже возник свет — точнее, точка притяжения, в направлении которой я только и мог перемещаться, влекомый странной силой, которую не мог определить — вроде бы это была Ревекка, я хотел ей помочь, а в результате она помогала мне достичь чего-то, что совсем недавно было дверью в зал ресторана, а сейчас стало воротами в пылающую бездну: откроешь, ослепнешь от адского пламени и упадешь лицом вперед на шипящую сковороду, где тебя будут поджаривать в масле долгую и несчитаемую вечность. Наверно, ужас перед этой возможностью и пылал во взгляде Ревекки, значит, она знала, какой ад нас ждет, а я еще не понимал, но тогда почему она позвала меня за собой, и почему я пошел, не раздумывая, дошел до двери, потянул ее на себя, Ревекка подтолкнула мою руку, будто хотела, чтобы мы с ней быстрее оказались там, куда я вовсе не торопился попасть, и там, в холле, а может, это был не холл, а чистилище, да, скорее всего это было именно чистилище, нас ждали те самые монстры, ужас перед которыми заставил только что Ревекку подняться со скалы, на которой мы с ней проводили свое лучшее в жизни время, у монстров не оказалось тел, но зато были огромные плотные осязаемые и дурно пахнувшие серой души, окружившие нас и повлекшие за собой в холод и мрак, а вовсе не в кипящую топь, и контраст между ожидаемым и реальным оказался таким неожиданным, что я остановился — точнее, я точно помнил в течение какого-то времени, что хотел остановиться, но земное притяжение почему-то влекло меня не вниз, а вперед, и Ревекка подталкивала меня сзади, я ощущал на своей спине ее теплую ладонь, а потом, в холоде и мраке той неизвестности, куда я шел не по своей воле, ладонь Ревекки становилась все жарче, и мне показалось, что на моей спине тлеет рубашка, отчетливо запахло паленым, но я не сразу потерял сознание, я еще сделал несколько шагов и оказался наконец там, куда меня вела Ревекка — почему-то мелькнула мысль, что это женская туалетная комната, я еще удивился тому, что мне-то делать здесь решительно нечего, но и уйти я уже не мог, потому что вокруг была темнота, окутанная тишиной, как ватным одеялом.

Я перестал видеть, слышать, а потом и чувствовать.

* * *

В Аду было жарко, по спине стекал пот, а может, это была кровь, потому что с меня с живого содрали кожу, и мне очень бы не хотелось увидеть сейчас себя в зеркале.

Мысль показалась настолько странной, что я сразу пришел в себя — будто включился, точнее, будто какой-то тумблер перевел в моем сознании искаженную реальность в нормальную.

Я увидел над собой низкий потолок машины, где-то рядом, то ли сзади, то ли впереди, то ли подо мной урчал мотор, а я лежал на откинутом сидении и пытался сдержать неожиданно охвативший меня озноб. Может, трясло не меня, а машину?

Я повернул голову — сначала вправо, потом влево, — мне так хотелось увидеть знакомое лицо и глубокий темный взгляд, но и справа, и слева были стены, не вертикальные, а плавно изгибавшиеся, а сверху был ряд плафонов, и я наконец понял, что нахожусь не в автомобиле, а в небольшом самолете.

Я попытался приподняться на локте, но не сумел и не мог понять почему. Голова была относительно ясной, какие-то облачка дурмана в мозгу еще плавали, то и дело сбивая с мысли, но я мог рассуждать и, конечно, сразу рассудил, что, будучи полным болваном, поддался элементарному внушению, подкрепленному действием химической гадости, подсыпанной мне в бокал с соком, потому что больше никуда ничего, насколько я помнил, Ревекка мне подсыпать не могла.