Лишь разумные свободны

— Значит, нам посчастливится провести вместе много месяцев. Может, год или два. Адвокат Бойзена исчезает при странных обстоятельствах. Ведется расследование. Назначается новый защитник. В течение этого времени судья оттягивает вынесение приговора. Допустим, это займет месяц. Новый адвокат подает апелляцию. Рассмотрение апелляции — месяцев пять, но, скорее, около года. Апелляцию, конечно, отклонят, но тогда будет послано прошение о помиловании на имя президента. Кстати, через год выборы, новый президент не сразу займется уголовными делами… Ты знаешь, что Мак-Кензи просидел в тюрьме восемь лет после приговора? Господи, а моя практика? От карьеры не останется даже обломков. Кто будет оплачивать мои счета и кто будет вести дела, которые я уже начал? Все к черту, вся жизнь, ты понимаешь, и только ради удовольствия провести с тобой это время? Ты что, действительно не выйдешь из этой комнаты еще десять лет?

Я и не заметил, как голос мой стал визгливым, будто вопль павлина, пальцы судорожно сжали чашку, и я почувствовал, что сейчас раздавлю ее и пораню ладонь, и кровь потечет по пальцам…

— Прекрати истерику, — спокойно сказала Ревекка. — Я думала, что ты умеешь держать себя в руках.

— Это все наркотик, — пробормотал я.

— Чепуха, — отрезала Ревекка. — Обычное снотворное.

Возможно, так и было. Во всяком случае, чувствовал я себя действительно выспавшимся — и только.

— И проводить месяцы в моем обществе тебе тоже не придется.

— Жаль, — вставил я.

— Не уверена, — усомнилась Ревекка. — Приговор уже вынесен. А апелляции не будет.

— Погоди, — забеспокоился я. — Какое сегодня число? Я проспал несколько месяцев?

— Ты сам понимаешь, что это глупости, — рассердилась Ревекка. — Сегодня понедельник. Полдень. По телевизору час назад сказали в новостях, что судья Арнольд вынес приговор по делу Бойзена. Убийства первой степени без смягчающих обстоятельств. Смертная казнь.

— Но я… Меня не ищут?

Должно быть, в моем голосе изумления оказалось даже больше, чем я вложил в эту фразу.

— Нет, — сказала Ревекка, — не ищут. И не собираются.

— Этого быть не может!

— Комиссар полиции и судья получили подписанные тобой письма, в которых ты сообщаешь, что отправляешься по делам в Южную Америку, от подачи апелляции отказываешься по желанию клиента — и это соответствует действительности, — вернешься через пару недель, не мне тебе рассказывать, что в ближайшее время нет судебных заседаний, требующих твоего присутствия.

— Я сам подписал эти письма?

— Не я же! Подпись твоя, это подтвердит любая экспертиза. Но кто ее станет проводить? Зачем?

— Я вылетел не в Южную Америку, а в Мексику!

— Верно, а из Монтеррея ты полетел в Сан-Паулу, есть билет, багаж зарегистрирован, в самолет ты вошел и в Сан-Паулу его покинул.

Я встал, подошел к окну и поднял штору. Я думал, что стекла окажутся поляризованными и непрозрачными, но ошибся в который уже раз — с высоты примерно десятого этажа улицы внизу казались фотографиями, сделанными с борта самолета. Дом стоял рядом со строительной площадкой, которую я сразу узнал — здесь второй год велось сооружение двадцатиэтажного здания Торгово-промышленного центра, и значит, комната, в которой мы с Ревеккой сейчас пили кофе, находилась в «Марк-сити», где я бывал сотни раз, но никогда не поднимался выше четвертого этажа, там находились офисы нескольких адвокатских фирм, с хозяевами которых у меня были если не дружеские, то вполне нормальные рабочие отношения. А на первых двух этажах располагались торговый центр «Респект» и рестораны — в «Респекте» я купил рубашку, которая сейчас была на мне, а в одном из ресторанов несколько раз ужинал с Элис еще в те дни, когда у нас с ней все было в порядке.

— У тебя нормальный инстинкт самосохранения, — сказала Ревекка за моей спиной, — и ты не станешь выбрасываться из окна.

— Нет, — буркнул я и опустил штору. — Я вообще недолюбливаю высоту.

* * *

Телефона в комнате, естественно, не оказалось. Телевизор, висевший напротив дивана на кронштейне, не работал. Мой мобильник исчез, чего, конечно, следовало ожидать. Ванная была отделана зеленым кафелем, что, видимо, должно было успокаивать нервы. Из ванной я прошел в короткую и узкую прихожую, где нашел дверцу встроенного одежного шкафа, внутри на плечиках висел мой пиджак и несколько рубашек на смену. Я распахнул дверь, которая, по идее, должна была вести в коридор на этаже, но обнаружил лишь небольшой тамбур, освещенный единственной висевшей под потолком люминесцентной лампой. В тамбуре сидел на стуле огромный, как гризли, афроамериканец, мило мне улыбнувшийся и кивнувший курчавой головой. Возможно, у него было оружие. Возможно — нет, я не заметил. Не заметил я и какой-либо двери, выхода куда бы то ни было. Возможно, выхода действительно не было. Во всяком случае, для меня.

Я вернулся в комнату, сел на диван и сказал: