Два часа спустя: Артур Лишь стоит перед зеркалом. Слева от него на белом кожаном диване: чашка из-под кофе и пустой бокал. Справа от него: Энрико, низенький бородатый волшебник, который проводил его в примерочную, предложил присесть, а сам отправился за «специальным наборчиком». Небо и земля, если сравнивать с портным из Пьемонта (моржовые усы), который не проронил ни слова, пока снимал мерки для второй половины его итальянского приза – костюма индивидуального пошива, а на восторги Артура, обнаружившего среди образцов ткани свой любимый оттенок синего, возразил: «Слишком молодо. Слишком ярко. Вы носить серый». Когда же Артур заупирался, пьемонтец пожал плечами: мол, посмотрим. Лишь оставил адрес отеля в Киото, где он будет обретаться через четыре месяца, и, чувствуя себя обделенным, отправился в Берлин.
Но здесь, в Париже: пещера сокровищ. А в зеркале: новый Лишь.
Энрико:
– У меня… нет слов…
Вопреки расхожему мнению, покупать одежду за границей – не лучшая идея. Белоснежные льняные туники, столь элегантные в Греции, за ее пределами превращаются в тряпки хиппи; дивные полосатые рубашки из Рима навсегда отправляются в шкаф; а расписные шелка с Бали – это сначала круизная униформа, потом – шторы, потом – признак прогрессирующего психического расстройства. И конечно, не будем забывать про шопинг в Париже.
На Артуре Лишь: броги из натуральной кожи с зелеными полосками на мысках, черные льняные брюки, подогнанные по фигуре, серая футболка швами наружу и кожаная куртка с капюшоном, потертая, как старый ластик. Он смахивает на коварного рэпера с Файр-Айленда[84]
. Скоро пятьдесят, скоро пятьдесят. Но в этой стране, в этом городе, в этом квартале, в этой комнате – со скандальным изобилием кожи и меха, потаенными пуговичками и швами, таинственным полумраком, как из классики нуара, омытым дождем окошком над головой, полами из натурального дерева под ногами, горсткой лампочек, свисающих со стропил, точно ангелы-висельники, и Энрико, которому этот очаровательный американец, похоже, немного вскружил голову, – здесь и сейчас Лишь совсем другой человек. Красивый, уверенный в себе. Каким-то образом красота его юности, годами пылившаяся в чулане, вернулась к нему в зрелые годы.Званый ужин проходит в бывших «комнатах для прислуги» на верхнем этаже старинного здания с низкими потолками и узкими лабиринтами коридоров – идеальные декорации для загадочного убийства, – поэтому, когда его знакомят с гостями, переводя взгляд с одного улыбающегося аристократического лица на другое, он невольно видит в них персонажей из бульварного романа: «Вот юная богемная художница, – бормочет он себе под нос, пожимая руку неряшливой блондиночке в зеленом комбинезоне с горящими от кокаина глазами. – А это, – шепчет он, когда в его сторону кивает престарелая женщина в шелковом хитоне, – ее мамаша, проигравшая все свои жемчуга в казино». Никчемный кузен из Амстердама в хлопковом костюме в полоску. Сын-гей в темно-синем блейзере и брюках цвета хаки
– Артур, – улыбается Финли Дуайер. – Снова в Париже!
И почему нельзя забыть нам дружбу прежних дней?[87]
Спустя какое-то время после «Литературных лавров Уайльда и Стайн» пути Артура Лишь и Финли Дуайера снова пересеклись. Судьба свела их во Франции, на литературном турне американских писателей, устроенном французским Министерством культуры. По задумке, они должны были целый месяц разъезжать по провинциальным библиотекам и нести искусство в массы. Приглашенные американцы никак не могли взять в толк, зачем французам импортировать писателей из-за рубежа и зачем кому-то понадобилось Министерство культуры. По прибытии в Париж, совершенно разбитый после долгого перелета (тогда он еще не знал фокуса со снотворным от Фредди), Лишь бросил окосевший взгляд на список авторов и обреченно вздохнул. Снова это имя.