Лишь

Поездка длится полчаса, и за это время Лишь успевает насмотреться, как прыгают в волнах дельфины, как скользят по воде, будто камушки, летучие рыбы, как развеваются гривы медуз. Ему на память приходит детский поход в океанариум, где он любовался морской черепахой, которая плавала брассом, как чья-то эксцентричная тетка, а потом увидел медузу – пульсирующее чудовище без мозга в неглиже из розовой пены – и, глотая слезы, подумал: «Мы не заодно» [125]. Наконец лодка подходит к острову с белым песком, где растут две кокосовые пальмы и мелкие фиолетовые цветы. Величиной он с небольшой квартал. Осторожно сойдя на берег, Лишь укрывается в тени. В темнеющих водах резвятся дельфины. Под луной прочертил полоску самолет. Стоит ему подумать, что он оказался в раю, как лодка отчаливает. Изгнанник. Быть может, это прощальная пакость Карлоса? Заточить его в номере на несколько недель, а потом, когда ему останется дописать всего одну главу, бросить на необитаемом острове? Судьба персонажа из карикатуры «Нью-Йоркера». Лишь взывает к заходящему солнцу: он отказался от Фредди! Отказался добровольно, даже не поехал на свадьбу. Он достаточно настрадался, и все в одиночку; хромой калека, всеми покинутый и без волшебного костюма. Он утратил все, наш гомосексуальный Иов. Он падает на колени в песок.

Сзади – назойливое жужжание. К острову приближается еще одна моторная лодка.

– Артур, у меня возникла одна мысль, – говорит Карлос после ужина. Его помощники развели костер из кокосовых скорлупок и поджарили на нем парочку рыб-арлекинов, которых поймали на рифе. – Когда вернешься домой, я хочу, чтобы ты нашел все письма о школе Русской реки. – Карлос откидывается на расшитые подушки; на нем белый кафтан; в руках у него бокал шампанского. – От всех, кого мы знали. Больше всего меня интересуют самые крупные фигуры: Роберт, Франклин, Росс.

Лишь, провалившийся между двух подушек, с трудом выпрямляется и мысленно прикидывает: почему?

– Я хочу их купить.

Поверх мерного рокота стиральной машины прибоя доносятся громкие всплески; должно быть, какая-то рыба. Высоко в небе проглядывает сквозь дымку луна, проливая повсюду призрачное сияние и затмевая звезды.

Смерив Лишь пристальным взглядом, Карлос продолжает:

– Все, что у тебя есть. Как думаешь, много наберется?

– Я… Ну не знаю. Надо посмотреть. Пару десятков. Но это личные письма.

– А мне и нужны личные. Я собираю коллекцию. Они снова в моде, вся эта эпоха. Про них уже столько курсов в университетах. А мы были с ними знакомы, Артур. И тоже вошли в историю.

– Не думаю, что мы вошли в историю.

– Я хочу собрать все бумаги в одну коллекцию, в «Коллекцию Карлоса Пелу». Ими интересуется один университет; они могли бы назвать в мою честь крыло библиотеки. Роберт посвящал тебе стихи?

– «Коллекция Карлоса Пелу»…

– Звучит, да? Но без тебя она неполная. Ее бы так украсила любовная поэма от Роберта.

– Это не в его стиле.

– Или та картина Вудхауза. Я знаю, что у тебя туго с деньгами, – тихо говорит Карлос.

Так вот что задумал Карлос: отнять у него все. Он уже отнял у него гордость, отнял здоровье и душевный покой, отнял Фредди, а теперь отнимет и воспоминания, реликвии былых времен. И тогда от Артура Лишь не останется ничего.

– На жизнь хватает.

На особенно лакомой скорлупке пламя восторженно разгорается, освещая их лица. И лица эти уже не молоды, вовсе нет; в них не осталось ничего юношеского. Почему бы не продать все свои письма, памятные вещицы, картины, книги? Почему бы их не сжечь? Почему бы вообще не попрощаться с жизнью?

– Помнишь тот день на пляже? – спрашивает Карлос. – Ты еще тогда встречался с этим итальянцем…

– Марко.

– Господи, Марко! – смеется Карлос. – Помнишь, как он боялся сидеть на скалистом берегу и заставил нас перебраться к натуралам?

– Конечно, помню. Так я познакомился с Робертом.

– Я часто вспоминаю тот день. Конечно, нам было невдомек, что в Тихом океане бушует ураган, что на пляже опасно. Чистое безумие! Но мы были молодые и глупые.

– В этом я с тобой согласен.

– Я часто вспоминаю собравшуюся в тот день компанию.

В голове Артура Лишь мелькают обрывочные картины; на одной из них Карлос стоит на каменной глыбе, глядя в небо, мускулистый и подтянутый, а в заводи у его ног вытянулся его двойник. Кругом тишина, только шумит море и, посылая искры вверх по геликоиде, потрескивает пламя.

– Артур, я никогда не питал к тебе ненависти, – говорит Карлос. Лишь молча смотрит на огонь. – Только зависть. Надеюсь, ты это понимаешь.

Улучив момент, мимо них к морю семенит стайка крошечных прозрачных крабов.