Лишённые родины

— С благословением, по вашей вере, — успокоил ее Карл. — Соблаговолите назначить день.

Императрица задумалась.

— В четверг, в моих покоях, — ответила она, всё взвесив. — Так будет лучше: они ведь желают, чтобы это произошло частным образом, не в церкви — в том соображении, что в Швеции брак должен быть объявлен публично лишь по совершеннолетии короля.

— Совершенно справедливо, — подтвердил регент.

— При этой церемонии, полагаю, со стороны короля будете вы и еще… трое государственных чинов, а с нашей стороны — я, мое семейство, министры, коим будет назначено подписать брачный договор, граф Николай Салтыков и генеральша Ливен.

Герцог поклонился.

Утром следующего дня в Зимний дворец явился шведский посол — просить руки Александры Павловны для Густава IV Адольфа. О расторжении помолвки с мекленбургской принцессой было объявлено официально; русским и шведским уполномоченным министрам дали два дня на согласование союзного трактата и брачного договора, подготовленных Коллегией иностранных дел.

***

— Нет, каково, а? — густо хохотал Булгарин. — Приезжай, говорит, ко мне в Константинополь, тут много поляков, как пончик в масле купаются! Герсдорф — басурманин! Поверить не могу! В гарем к себе приглашает! Да я тебе сейчас прочитаю!

Он начал рыться по карманам в поисках письма, но не нашел.

— Э, видно, обронил где-нибудь или дома забыл. Ну ничего, в другой раз!

Герсдорф был минским адвокатом, из лифляндцев, умный, веселого нрава и приятного обхождения. С Булгариным они дружили с детства, познакомившись еще в школе в Новогруцке. Отправляясь в армию к Костюшке, Герсдорф занял в Минске несколько сот червонцев в одном католическом монастыре под поручительство Булгарина. После разгрома повстанцев о нем не было никаких вестей, и Булгарин почитал его погибшим. Монастырю он выдал вексель на свое имя: обязательство есть обязательство. Жаль, что деньги пропали, но деньги — дело наживное, а вот друга уже не вернешь никогда, его жаль вдвойне. И вдруг, приехав в сентябре девяносто шестого года в Вильну по делу о продаже своего имения, он узнал, что не утратил ни тех, ни другого! Его разыскал какой-то грек, купец из Константинополя, вручил деньги в уплату долга, с благодарностью за поручительство, и письмо от Герсдорфа, который сумел пробраться в Турцию, принял там магометанство, получил даже какой-то важный пост в артиллерии и обзавелся гаремом. Обрадованный и позабавленный, Булгарин читал письмо всем своим знакомым, каждый раз смеясь и шутя над тем, уж не податься ли и ему к туркам, переменить веру и зажить припеваючи?

Заметив в дверях своего камердинера, он оборвал смех и пошел узнать, что случилось. Слуга ответил, что на квартире его ожидает какой-то господин по весьма важному делу и просит немедленно приехать. Простившись с хозяевами и извинившись, что покидает их так рано, Булгарин поехал к себе.

Хорошее настроение в миг улетучилось, когда он увидел во дворе две кибитки с почтовыми лошадьми и часовых у входа. В его квартире хозяйничали полицейские чиновники, рывшиеся в его вещах и бумагах, складывая последние в мешок; тут же находился офицер с командой. Булгарин побагровел.

— Что это значит? — рявкнул он. — По какому праву у меня производится обыск? Извольте объясниться!

Офицер предъявил полученный им приказ: доставить господина Булгарина в Гродно со всеми бумагами, добавив, что о причине ареста ему ничего не известно.

Вышли во двор, сели в кибитки: в одну — Булгарин с офицером и солдатом, в другую — полицейский чиновник с двумя нижними чинами; кони понеслись во всю прыть. Ехали всю ночь и к утру прибыли в Гродно, где Булгарина заключили под стражу в монастыре бернардинцев.

…Получив письмо об аресте мужа, пани Анеля схватилась за сердце. Но тут же взяла себя в руки и принялась распоряжаться об отъезде в Минск. Вперед выслали слуг, чтобы подготовили городской дом к прибытию хозяев; служанки собирали вещи — возможно, в городе придется зазимовать, увязывали в узлы постели, перины и одежду; повар запасал провизию в дорогу. Тадеушек бегал по двору, глядя, как запрягают лошадей и укладывают на телеги тюки и корзины.

В Минске госпожа Булгарина сразу отправилась к генерал-губернатору Тутолмину — просить совета и покровительства. Тутолмин уже знал от Репнина о том, что случилось, и не стал скрывать, что граф Бенедикт сам навлек на себя неприятности своей несдержанностью и легкомыслием, усугубив дело своим поведением на допросах, то пытаясь обратить всё в шутку, то слишком горячась и пускаясь в политические рассуждения. Конечно, он знает Булгарина лично и с самой хорошей стороны, соболезнует его участи и непременно вступится за него, даже напишет в Петербург, но сейчас ещё не время: пусть первый жар пройдет, пыль уляжется. Если даже и отправят его в Сибирь, то Сибирь не могила: оттуда возвращаются. Государыня сейчас занята устройством шведского брака великой княжны Александры Павловны; как только всё уладится к ее удовольствию, можно будет и хлопоты начинать. Терпение и вера…

***