Лишённые сна

II. Хозтовары. Площадь. Романов

Эту легенду Лёша, казалось, знал всегда: оказавшись в П-м микрорайоне, идите по самой людной улице в сторону церкви, затем сверните налево и, не доходя сотню метров до дома культуры, вновь поверните налево. Там, во дворах, в окружении невзрачных трёхэтажных домов вы увидите небольшое заброшенное здание магазина хозтоваров – их здание; двери его закрыты, окна выбиты, а крыша полностью отсутствует. Говорить с Лишёнными сна опасно, тем более на их территории. Чтобы проникнуть за закрытую дверь и оказаться не в заброшенной развалюхе, а по ту сторону, нужно было пройти через так называемую лоботомию – лишить себя рассудка, стать бездумным телом, глупой болванкой человека, и лишь тогда они откроют.

Поздно ночью Лёша присел у двери и, несколько раз оглядевшись по сторонам, принялся вдыхать газ из дешёвой пластмассовой зажигалки. Чувства покинули его, голова стала тяжёлой-тяжёлой; затем неожиданно пришла лёгкость, перед глазами побежали белые пятна, в ушах зазвенело, и в этом звоне юноша стал слышать тихие голоса:

– Пусти его, пусти его!

– Пустите меня, – пытался говорить он, но слова не покидали его рта.

И вдруг темнота окутала Лёшу, холодный мрак проглотил его целиком, и ничего не было вокруг: ни цвета, ни голоса, ни запаха.

– Ну, приехал, открывай глаза! – скомандовал кто-то приятным баритоном.

Юноша вздрогнул, в ужасе разбросав руки, и открыл глаза. Он лежал в углу огромного концертного зала, одетый в белое ночное платье; всё вокруг: начиная стенами и полом, и заканчивая креслами и перегородками – было выложено белой кафельной плиткой.

– Зачем? – спросил его обладатель баритона – лысый кареглазый мужчина, что сидел рядом с Лёшей на небольшой кафельной скамейке.

– А? – удивился он, широко раскрыв глаза. – Как уйти?! – закричал.

– Всё теперь… так, заткнись и слушай, – приказал мужчина. – Зовут меня Романов, а тебя, значит, Алексей… тебе здесь не место.

– Где я?

– На Площади.

– Мне надо узнать у вас… – начал Лёша.

– Да отвяжись ты от меня! – воскликнул писклявый женский голос за спиной юноши. – Романов, скажи ему, пускай отвяжется!

Лёша умолк.

– А ты что здесь делаешь? – удивлённо спросила его подошедшая обладательница голоса – невысокая черноволосая азиатка. – Твоё место не здесь, ты зачем сюда пришёл?!

– Что хотела, Нана? – спросил её Романов.

– Сил моих больше нет, – обрушила она, всплеснув руками, – ох, как же я устала, как устала! Пойди к этому капиталисту, скажи, чтоб отвязался сейчас же со своими билетами!

– Пускай торгует, тебе-то что?

– Как это – что? – возмутилась Нана, скривив подбородок.

– Иди прочь, – отмахнулся Романов.

Азиатка недовольно хмыкнула, бросила на Лёшу печальный взгляд и, буркнув что-то себе под нос, развернулась и убежала вглубь зала. Юноша поднялся с пола и сел рядом с мужчиной, тот посмотрел на него и серьёзно спросил:

– Почему бы тебе не купить билет?

– Какой билет?

– Который продаёт капиталист.

– Не хочу связываться с капиталистом.

– С капиталистом или капитализмом?

– Ни с чем, мне система не нравится.

– Капитализм – это не система, – глаза Романова вспыхнули белым, – это устройство самой жизни. За всё надо платить, всем и всегда. Через тернии к звёздам: несколько раз солгать ради правды – кто сказал? Достоевский, помнишь?

– Постойте, – Лёша приложил руку к груди, – я не хочу спорить, мне надо только узнать…

– Спор есть плата за согласие, discussio mater veritas est1, ты должен спорить ради истины, иначе ответа здесь не получить. Посмотри на них, – он указал на людей, сидящих далеко в противоположном углу зала, – узнаёшь? Это они ходят по улицам – туристы.

Юноша пригляделся. Люди, на которых указал Романов, не были похожи на тех, что Лёша видел у себя во дворе; в отличие от них, эти выглядели куда более здоровыми и свежими.

– Не только здесь сон не властен над ними, но и у вас он не смеет к ним прикоснуться, – объяснял Романов, – вот только там ты видишь их тела – усталые, умирающие, а тут – их души.

– Ой, – болезненно выдавил из себя Лёша, – что я наделал. Мне не выйти теперь, да?

– Прежним отсюда не выйдет никто. Туристы сбегают через лаз под сценой, но всё равно возвращаются.

– Сейчас оратор будет выступать! – завизжала вновь подошедшая к Романову Нана. – Он же ради туристов наших торгует, оказывается! Им тяжело, им помогать надо!

– Пусть сгниют ваши туристы, они бездельники и нахлебники, – огрызнулся тот.

– Ах, ты опять за своё! – разозлилась азиатка. – Не слушай его, мальчик, беги отсюда. А что до тебя, – она злобно посмотрела на Романова, – то мы с оратором уже поднимали вопрос о твоей нетерпимости, ты хочешь…

– Зато от вашей показной терпимости меня тошнит! – перебил он её. – Вы не боретесь за правду, а только выслуживаетесь друг перед другом и срываетесь как гиены на любого, кто хоть на шаг от вас отступит. Да и какая за вами правда?! Иди прочь, я тебе сказал, не то встану сейчас.

– Все вены тебе выгрызу, – гневно бросила Нана, – только выйди из угла, только выйди!