Из темноты донёсся тихий смешок, Лёша вздрогнул от неожиданности, но, к своему же удивлению, совсем не испугался. За спиной послышались тихие постукивания по металлическому полу; то, что было во мраке, медленно приближалось к юноше.
Антропоморфное туловище, покрытое волдырями и коростой, не имело ног и уходило в темноту своим длинным продолжением, подобно змеиному хвосту; руки его – невероятной длины, похожие на переваренные спагетти – тащились по полу, Лёше даже удалось разглядеть громадную кисть с несколькими десятками острых, как иголки, пальцев. Помимо лысой человеческой головы с самыми мерзкими чертами лица, которые только возможно себе представить, из туловища прорастала вторая шея, удерживающая большой куриный клюв.
Голова рассмеялась, а клюв набросился на Лёшину ногу и принялся с жадностью клевать её, безжалостно отрывая куски кожи; но боли совсем не было.
– Значит, – выдавил из себя юноша, сглотнув слюну, – ты и есть тот монстр, о котором все говорят?
– Авик, – улыбнулась голова, – моё имя. Обо мне никто не говорит, верно? Мальчику, которому здесь не место, стало страшно, вот он и пытается отвлечься.
– Да брось, – отмахнулся Лёша, покосившись на свою ногу.
Клюв уже разорвал всю кожу от колена до щиколотки и теперь принялся выдирать мясо, походившее на белое куриное.
– Почему у меня нет крови? – спросил юноша.
– Почему твоё мясо как у курицы? – парировала голова.
– Это ты подстроил, я думаю, что на самом деле ничего этого нет, меня просто пытаются напугать дешёвым представлением.
– Докажи, что ты не курица, мальчик, – рассмеялся Авик. Он на мгновение отвернулся, бросив взгляд во мрак за собой, откуда доносилось тяжёлое дыхание и жуткое тихое сопение. – Думаешь, твои колкости в сторону Романова сделали из тебя великого спорщика? Нет! Бойся.
– Я вас не боюсь, – натянуто улыбнулся Лёша, – ни тут, ни у себя дома.
– Даже так, – удивилась голова, – значит, если я вылезу, скажем, из-под кровати или из шкафа, а ещё лучше выпрыгну из дырки в одеяле, то ты совсем не испугаешься?
– Раньше бы испугался… но не спеши радоваться, – сказал он чуть громче, заметив на лице Авика насмешку, – испугался бы не тебя, а той мысли, что ты озвучил.
– Ах, мысли, – Авик закатился мерзким смехом. – И почему же ты сейчас не боишься?
– А я как-то подумал: а зачем таким чудищам, как ты, такие простые люди, как я? Кому я, маленький человек, сдался? – Лёша улыбнулся.
– А кого как не маленького человека нам выбирать жертвой?
Улыбка слетела с лица юноши, а Авик всё продолжал:
– Случись с тобой… инцидент, кто хватится? Никого рядом не будет, а даже если и будут, то вскоре выбросят тебя из памяти, как старьё с пыльной полки. Стащи мы кинозвезду или какую-нибудь известную певичку, так сразу поднимется шум, – он снова захохотал, – как будто нам будет до него какое-то дело. Тем не менее, мальчик, зачем нам лишний раз подтверждать, что мы, как это говорится,
– Значит, забирать? – с иронией ответил Лёша. Он не поднимал глаз на Авика и пристально разглядывал свою изувеченную клювом конечность. Тот покончил с мясом, что удивительно, не пролив ни капли крови, и изо всех сил дробил белую кость.
– Что тебя не устраивает? – буркнула голова.
– Выскочить из дырки в одеяле, забрать куда-то… пошлятина это всё, заезжено. В тех же страшилках меня всегда пугало что-то неведомое, знаешь, когда происходит некое неописуемо ужасное событие, не имеющее ни точных причин, ни явных следствий. А
– Поверь мне, – рассердился Авик, – я далеко не самый страшный из тех, кто мог бы тебе попасться. Благодари Лектора, чьим отголоском я являюсь, что мы с тобой говорим во мраке, и ты не видишь, насколько велик этот зал и насколько велико то, что в нём скрывается.
– Кто твой кукловод? – наступал Лёша. – Ты тянешься из темноты, так, где оно – твоё истинное тело?
С хрустом надломилась кость; клюв дёрнулся, трусливо отскочил назад и спрятался за туловищем.
– За чертой твоего страха, мальчик, – огрызнулась голова. – И ты дорого заплатишь, если осмелишься зайти за неё. Слышал историю о шестерых детках в тёмном подвале, что не рискнули заглянуть за такую же железную дверь, как здесь на входе? Они поплатились за свой страх.
– Поплатились за страх, – усмехнулся Лёша, – а я ничуть не боюсь. Будь ты хоть трижды Душехлёбом или самим Лектором, ты показал мне себя, значит, ты живой, как и я, более того, считаешь меня равным себе. А равных мне я не боюсь.
– Ты бы испугался мертвеца? – Авик вновь залился громким мерзким смехом, и даже клюв выскочил из-за туловища, словно в поддержку радости головы. – Неужели ты не слышал об этом: живых надо бояться, а не мёртвых.
– Все так говорят, – улыбнулся юноша, – пока мёртвых не повстречают.
Авик выпучил глаза и широко раскрыл рот. Красная лампа погасла, и всё погрузилось во тьму.
IV. Зал 2. Доктор Сейович