Лишняя. С изъяном

Под двумя квадратами полированного дерева обнаружился полноценный цифровой сейф на четыре знака. Я прокрутила ручку, использовав для начала классический приём: день рождения самого лорда Суона. Дверца осталась на месте как приклеенная. Мой день рождения? Короля?

Даты щёлкали рубильником, но сейф продолжал игнорировать подбираемые комбинации. Хорошо хоть не уничтожал содержимое после энной попытки.

Наконец меня осенило. Я набрала полузабытую в суете столицы дату. Сейф послушно распахнулся.

Забавно.

Использовать день рождения Брай в качестве кода — шутка для посвящённых: точно никто бы не догадался, кроме меня.

В сейфе лежали документы, несколько мешочков с монетами, а сверху конверт, запечатанный личным оттиском барона. Письмо я, понятное дело, распечатала первым.

Как я и думала, конверте оказалось послание, адресованное лично мне.

«Дорогая дочь!» — так оно начиналось. Я присела обратно в рабочее кресло с жесткой спинкой и вчиталась в мелкий бисерный почерк.

«К тому моменту, как ты откроешь это письмо, меня уже не будет в живых. Грустить не стоит, хотя советую выдержать положенный траур. Ты же не захочешь сразу выйти замуж?»

Секундочку, какой замуж еще?!

«Под этим письмом лежит контракт твоей помолвки. Он действителен пять лет после даты заключения».

Помолвка? Ну приехали… Спасибо тебе, папенька, удружил!

Отложив письмо на край стола, очень осторожно, будто она могла меня укусить, я вытащила оставшуюся стопку бумаг из сейфа и неверяще уставилась на документ. Две подписи, Суона и представителя другой стороны. Некий Б. Салливан.

Кто бы мог подумать! Тихоня детектив втихаря подписал соглашение о возможной на мне женитьбе. Так хочется получить хоть какой-то титул? Или я на него своими рюшами и писком произвела настолько неизгладимое впечатление?

В течение пяти лет мы либо должны пожениться, либо выждать их и по обоюдному согласию расторгнуть договор.

Я выдохнула, не заметив, что все это время задерживала дыхание. Ну папашка, ну крючкотвор. Обеспечил-таки меня опекуном. Судя по тому, что капитан Салливан до сих пор не заявился требовать своё, договор ему нужен примерно так же, как и мне. Для галочки. Мало ли, для чего молодому мужчине может понадобиться фиктивная помолвка. Поклонницы одолели или вообще он не по девочкам. Жаль конечно, такая порода пропадает, но мне сейчас точно ни к чему назойливый жених, жаждущий срочного брака.

Значит, можно спокойно выдохнуть и дальше жить как жила.

Я вернулась к недосчитанному письму.

«Милость Его Величества последние несколько недель меня минует. Увы, прежнего доверия уже не оказывают. Боюсь, что не смогу долго хранить чужие тайны. Посему смерть, хоть и не желаю я ее, видится наиболее благоприятным исходом сей ситуации».

Ну вот, яснее в письме, которое все же может попасть в чужие руки, написать и не мог. Не переживай, мол, я просто свалил из горячей точки и оставил тебя разгребать мои проблемы.

Спасибо, дорогой приемный папаша. Удружил. Ты, значит, жизнь личную поехал налаживать, а я здесь бизнес развивай и с оппозицией борись.

В самом низу листа, другими чернилами, уже не такой бисерной каллиграфией, были дописаны три фамилии: Горман, Салливан и Риммерс.

Что мне пытался сказать Суон?

О чем мы с ним говорили перед тем, как я уехала на левый берег в тот злополучный день? Кто-то из дальних родственников правящих семей может спонсировать заговорщиков или покрывать их.

Раз моя помолвка заключена с одним из Салливанов, значит, их можно вычеркнуть? Или наоборот, по принципу «держи врага еще ближе»?

Как-то я запуталась в намеках. Нет, чтобы прямым текстом написать — остерегайся, дорогая приемная дочка, этого, вот того и вон тех.

На третий день после получения мною трагической новости, прямо перед самыми похоронами, ко мне заявился мсье Шабли с готовым траурным платьем и набором аксессуаров, все в чёрных тонах. По его словам, пошил он это буквально за ночь. Что ж, по местным законам ближайшие полгода я проведу в чёрном и темно-сером цвете. О том, что нельзя его сделать модным, традиции ничего не говорили, а что не запрещено — то разрешено.

Модное — не значит удобное, решила я три часа спустя, пропекаясь под палящими солнечными лучами, по ощущениям, до золотистой корочки. Не спасал даже кружевной зонтик, который в траур вписывался на грани, будучи жемчужно-серым. Чёрное глухое платье под горло, перчатки, пусть даже кружевные десять раз, но в тридцатиградусную жару даже чисто символическая одежда — лишняя, а когда ее на тебе четыре слоя, пожелаешь присоединиться к усопшему. Там, под землей, хоть прохладнее.

Гроб, как и обещали, привезли уже закрытым, обёрнутым государственным флагом и в сопровождении целого отряда королевских гвардейцев. Хоронили лорда Суона с почестями, приличествующими герою. Думаю, он бы одобрил.

Я прикрывала лицо вуалью, по мнению всхлипывающих нанятых плакальщиц, чтобы не было видно опухшего, заплаканного лица. На самом деле — чтобы не выдать себя и вроде-почившего барона своей подозрительно жизнерадостной физиономией.