Лишние дети

Митя, наверное, и хотел бы не улыбаться, но не мог. Он умел восхищаться, восторгаться и просто радоваться в отличие от всех нас, у которых еще в ясельной группе выбили эти чувства. Родители и воспитатели считали, что излишняя эмоциональность у ребенка – признак психического нездоровья. Нормальный ребенок должен быть послушен и тих. Он не имеет права кричать, орать, плакать, громко смеяться, грустить. Из нас с младенчества выбивали все эмоции и присущий только детям интерес к жизни. Из Мити все это выбить не удалось. Он на прогулке мог найти муравьев и смотреть, как они дерутся за крошку хлеба. Тут же придумывал муравьям имена и целую историю о том, как эта крошка попала именно сюда и куда ее сейчас потащат. Все его истории были веселыми. Он очень точно подмечал детали. Именно Митя как-то сказал, что попугай (еще до того, как я его придушила) очень похож на саму заведующую. Особенно прической. Мы все тогда смеялись. Но мы хохотали зло, а Митя – по-доброму. Он говорил, что повариха тетя Света похожа на кастрюлю с манной кашей – железная снаружи, но мягкая, без единого комочка, внутри. А Люська – на запеканку из макарон. Остатки, залитые яйцом. Не блюдо, а не пойми что. Куда лучше – макароны отдельно, а яйца в омлете. Зинаиду Петровну он сравнивал с клюквой в сахаре; нам иногда давали ее на полдник. Сверху вроде в сахаре, а как раскусишь, то кислятина такая, что зубы сводит. Митя отличался от нас. И за это его все любили. Поэтому то, что произошло потом, потрясло всех без исключения. Даже Светка Иванова с Ленкой Синицыной плакали и обещали все рассказать родителям, которые были знакомы с заведующей. Но не рассказали, гадины.

В тот день ничего не предвещало беды. Тетя Катя дремала на своем стульчике, а мы были предоставлены сами себе. Мальчишки затеяли игру в салки, потому что изнывали от скуки – из-за отсутствия воспитательницы мы не лепили поделки, не учились считать яблоки и не выводили закорючки в прописях. Кто-то из мальчишек пробегал мимо шкафа и задел рукой коробки с конструкторами. Эти конструкторы никто не любил. Из железяк, склизких на ощупь и устрашающих на вид, предлагалось собрать машину, трактор или танк, но справиться с заданием мог только умный Стасик. Для остальных, даже мальчиков, разобраться в схемах, запчастях и прикрутить все шурупы куда надо, оказывалось немыслимой задачей. Да и в итоге получалась страшенная машина, из которой торчали во все стороны гайки. Стасик собрал из конструктора трактор, и тот так и стоял на верхней полке шкафа – разобрать его никто не решался, потому что потом не соберешь ни за что в жизни. Все конструкторы были сложены в шкафу на отдельной полке. И именно они и упали, прямо на пол, а не на ковер. Грохот стоял на всю группу. Тетя Катя проснулась, подскочила на стуле и схватила первого попавшегося под руку ребенка. Попавшимся ребенком оказался Митя, который покормил рыбок в аквариуме и просто проходил мимо.

Тетя Катя затащила его в кладовку, где после ликвидации склада Елены Ивановны хранились ведра, швабры, запасные матрасы, и закрыла дверь на ключ. Мы начали убеждать тетю Катю, что Митя вообще ни при чем, он даже не бегал, а рыбок кормил. Виновники происшествия тут же признались, что это они бегали и уронили коробки, и готовы были понести наказание за Митю. Но тете Кате было все равно. Она никого не желала слушать.

Нянечка вернулась на свой стул и задремала. Мы на цыпочках подходили к кладовке и пытались поддержать Митю. Шептали, надеясь, что он нас слышит. Стасик читал ему вслух сказку. Но из кладовки не доносилось ни звука, и было непонятно – слышит нас Митя или нет. Когда тетя Катя очнулась от дремоты – наступило время обеда, и Люська привезла кастрюли, – мы стали умолять выпустить Митю, который ни в чем не виноват. Тетя Катя долго не могла понять, о чем мы ей говорим. Она и забыла, что заперла ребенка в кладовке. Наконец, она открыла дверь. Митя вышел спокойно и казался с виду спокойным. Мы все бросились к нему. Митя улыбался как обычно, и мы обрадовались – все обошлось. Но уже на вечерней прогулке он не стал с нами играть в «салки – ножки навесу» и в «колечко-колечко», хотя очень любил эти игры и мы специально для него их затеяли. Первым заметил странности, естественно, Стасик.

– Митя молчит, – сказал Стасик, – даже про птиц и кормушку не стал разговаривать.

Митя очень любил птиц, животных, насекомых, и, если бы не он, наши аквариумные рыбки сдохли бы от голода, как и черепаха. Только Митя следил за тем, чтобы они нормально питались даже в отсутствие воспитательницы. Про животных Митя мог рассказывать часами, забывая о том, что не произносит половины звуков. Он рассказывал настолько интересно, что мы все тоже не замечали, что он плохо говорит. Если Митя не поддержал разговора про птиц и кормушки – развешанные на деревьях пакеты из-под молока с вырезанными окошками, – значит, действительно случилось страшное.