– На пятидневке воспитателям платят больше, вот они и добренькие. А про папу и бабушку ты ничего не знаешь. У тебя их никогда не было, поэтому ты себе и придумала, что они хорошие. У меня есть и папа, и бабушка, только они меня бросили. Папа ушел от мамы, а бабушка уехала и не хочет разговаривать с мамой. Мама собиралась меня в больницу положить, чтобы я стала нормальной. Но это вранье. Она думала, что папа вернется. Его совесть замучает, и он снова с нами будет жить. Из-за меня. Вроде бы папа так и собирался сделать. А бабушка узнала про мамин план и разругалась с ней. Бабушка моего папу никогда не любила. После того как папа ушел от мамы, бабушка вообще его возненавидела. Они так кричали, что я чуть не оглохла. Зато теперь я могу делать все, что вздумается. Маме все равно. Она сказала, что ей никто не нужен и все надоели. Что она одна хочет жить нормально. Но я не знаю, как это – нормально?
– И что, например, ты хочешь?
– Рисовать. Я люблю рисовать. Очень. А в варежках не могла. Мама обещала меня к лошадям свозить. Я очень лошадей люблю. Очень хочу покататься. Но мама забыла про свое обещание. Как обычно. Ты знаешь, что взрослые всегда забывают исполнять то, что обещают? А у лошадей губы мягкие, и они любят сахар и яблоки.
– Если у тебя почти все прошло, значит, ты не попадешь в больницу?
– Не знаю. Врачи сказали маме, что со мной можно подождать. Но она уже «настроилась», как она говорила. Папа, пока меня обследовали, почти каждый день приходил и приносил мне игрушки. Мама ему ужин готовила, наряжалась, ждала. Мы в кино ходили все вместе. И мороженое ели. Мне мороженое разрешали. Представляешь? Мама все время смеялась, как дурочка. Будто ей пять лет.
– Ты, наверное, рада?
– Нет. Чему радоваться? Мама совсем глупая стала. Она не понимает, что папа ни ее, ни меня больше не любит. Он нас еле терпит и хочет поскорее сбежать. Мы ему не нужны, только мешаем. А мама в него вцепилась и не отпускает. Она на что-то еще надеется. И меня подговаривает, чтобы я папе позвонила и попросила приехать. Если мама звонит, папа не всегда приезжает, а если я звоню, то всегда. Папа знает, что меня мама подговаривает, но ничего не говорит.
– А зачем ты звонишь?
– Не знаю. Мне все равно. Мама не любит папу, но хочет с ним жить. Папа не любит маму, но делает вид, что все хорошо, и дает ей надежду. Когда они вдвоем, я им вообще не нужна. Я к бабушке хочу. Но мама меня не отпускает. Говорит, бабушка на меня плохо влияет. Поэтому они так сильно поругались, что вообще не разговаривают. Лучше бы не папа, а бабушка ко мне приезжала. Она думает, что папа к маме не вернется, даже если я в больнице окажусь. Но и она меня бросила, получается. Если я ей звоню, она не берет трубку. Думает, это мама ей звонит. Бабушка не хочет с мамой общаться, и я ей тоже стала не нужна. Я уже и сама мечтаю попасть в больницу. Жаль, что не получилось.
– А вдруг там тебе будет плохо или больно? – спросила я.
– Ну и что? Я привыкла. Вообще не хочу домой возвращаться. Лучше бы подольше в больнице полежать. Я слышала, что некоторые дети на много месяцев остаются в больнице. Вот бы и мне так! Мне все надоели. И ты надоела. Отстань! Не мешай рисовать!
– Дядя Коля пропал, – сообщила я Юле, прежде чем уйти. – Он упал со стремянки в тот же день, когда ты сказала свое заклятие. Дрель из руки выскочила. Крови было много. Весь пол залит.
– Ну и хорошо. – Юля старательно рисовала очередную безрукую принцессу.
Если дальнейшая судьба дяди Коли меня вообще не волновала, то узнать, какая болезнь настигла Зинаиду Петровну, я хотела во что бы то ни стало. Все ответы нашлись на кухне. К моему присутствию там все так привыкли, что уже не замечали. Люська по страшному секрету рассказала тете Свете, что у Зинаиды Петровны был выкидыш и она не может пока вернуться на работу, потому что не может смотреть на детей.
– От кого? – спросила тетя Света.
– Какая разница?
– Большая. Зинка не была замужем, значит, для нее это лучший вариант.
Люська убежала плакать в туалет.
– Что такое выкидыш? – спросила я у Стасика, не сомневаясь в том, что у него есть ответ.
– Когда ребенок умирает в животе и не хочет рождаться.
– Откуда ты знаешь?
– У моей мамы так было. Когда она только начала жить с отчимом. А потом через год мой брат родился.
– Ты все еще не веришь, что проклятие Юли сбылось?
– Нет.
– А я верю. Не знаю почему, но верю.
Новая воспитательница для нашей группы никак не находилась, тетя Катя дремала на стульчике, и мы все ходили на цыпочках. Особенно после случая с Митей Милославским и Надей Кузнецовой.
Митя болел, но не так сильно, как Юля Козлова. Мне даже стало казаться, что Елена Ивановна была права – в нашу группу будто специально набрали странных и больных детей. Нервных, чудных, с проблемами и заболеваниями на любой вкус.